быть, на всю жизнь остался бы моряком, если бы мог сдерживать мой характер, несмотря на раздражения, каким подвергали его. Я научился многому. Заключительную часть моего последнего путешествия в Бристольскую гавань я сделал в кандалах и попал в тюрьму в первый раз в жизни по обвинению в непослушании одному из офицеров. Вы слушали меня с необыкновенным терпением, сэр, и я с радостью могу сказать вам, что мы теперь недалеко от конца моего рассказа. Вы нашли книги, сколько мне помнится, когда рассматривали мою поклажу в сомерсетширской гостинице.
Брок отвечал утвердительно.
– Эти книги отмечают следующую перемену в моей жизни, и последнюю, прежде чем я занял место учителя в школе. Мое заключение было непродолжительно. Может быть, моя юность защитила меня, может быть, бристольские судьи приняли во внимание то время, которое я провел в кандалах на корабле. Как бы то ни было, мне только что минуло семнадцать лет, когда я опять очутился один на свете. У меня не было друзей, которые приняли бы меня, мне некуда было идти. Жизнь моряка после того, что случилось, казалась мне отвратительна. Я стоял в толпе на мосту в Бристоле, спрашивая себя, что теперь делать с моей свободой, когда она была мне возвращена. Изменился ли я в тюрьме или я чувствовал перемену в характере, наступающую с возмужалостью, не знаю, но прежняя способность к наслаждению бродяжнической жизнью совсем исчезла из моей натуры. Ужасное чувство одиночества преследовало меня, когда я ходил по Бристолю, ужасаясь тихих окрестностей после сумерек. Я смотрел на огни, мелькавшие в окнах, с жалкой завистью к счастливым людям, жившим в этих домах. В то время добрый совет значил бы для меня что-нибудь. Я и получил его. Полисмен посоветовал мне идти дальше. Он был совершенно прав. Что другое мог я сделать? Я взглянул на небо, и там сияла моя старая приятельница многих бессонных ночей, проведенных на море, – северная звезда.
«Все страны на свете равны для меня, пойду в твою сторону!» – думал я.
Но даже и звезда не хотела сопутствовать мне в этот вечер: она зашла за тучу и оставила меня одного под дождем и в темноте. Я пробрался под навес, заснул, и мне привиделось былое – как я служил моему цыгану-хозяину и жил с собаками. Боже! Чего не дал бы я, проснувшись, чтобы почувствовать холодную мордочку Томми на моей руке! Зачем не спешу к концу? Вы не должны поощрять меня, сэр, слушая терпеливо. Постранствовав еще неделю, не имея никаких надежд в будущем, которые могли бы поддержать меня, я очутился на улицах Шрюсбюри и смотрел на окно книжной лавки. К двери подошел старик, осмотрелся вокруг и увидел меня.
«Хотите поработать? – спросил он. – Согласитесь ли взять дешево?» Надежда иметь какое-нибудь дело и сказать хоть слово человеческому существу показалась мне заманчивой, и я за шиллинг исполнял целый день грязную работу в кладовой книгопродавца. Я получил еще работу за ту же цену. Через неделю мне поручили уже мести лавку, закрывать ставни, потом стали поручать относить книги. Когда настал