на дежурство. Очень-очень легкий обед: куриный бульон без хлеба и мяса, только жидкость. Никакого ужина. И клизмы под руководством медсестры. Ну, если клизму я себе сделал сам, то следующую процедуру Валя категорически отказалась доверять мне.
– Меня уволят с работы, если не дай Бог, останется хоть один волосок. Нет, даже и не проси. Подумаешь, целомудренный! Придешь вечером, побрею не хуже, чем в парикмахерской.
С замиранием сердца после отбоя пришел на экзекуцию. Сразу заметил, что Валя закрыла дверь на ключ. Имей я дар Мопассана, описывать случившееся смог бы долго и красочно. Буду краток. Когда нежные женские руки коснулись моих бедер, а затем и всего того, что было выше, то мое мужское начало предопределило дальнейший ход событий. В общем, кисточка куда-то закатилась, надо было бритье закончить, но Валя, заглядывая под тумбочки, принимала такие соблазнительные позы, что мы эту кисточку искали чуть ли не до утра.
Как жаль, что рассветы летом наступают очень рано… Поцелуй на прощанье. Пожелания счастливой операции – и все. Побритый, с пустым кишечником и всем остальным, я завалился на кровать. Перед операцией еще одна клизма – и я на столе. Женщина-хирург, у которой я с утра был пятым, посмотрев на меня усталыми глазами, спросила о самочувствии:
– Что-то бледно выглядишь. Боишься?
– Все хорошо. Просто слегка волнуюсь.
– Ну, тогда надо немножко потерпеть. Сейчас сделаем укольчик, затем другой и все быстро закончится.
Правда, второй укольчик был весьма болезненным. Слышал, как начался разрез, но никогда не слышал такого сочного женского мата. Аппендикс оказался у меня не на своем месте. С трудом нашли около печени.
– Родненький, ну, потерпи еще немножко, сейчас перетянем и отрежем эту гадость. Хочешь увидеть?
Я отказался, увидев ее руки почти по локоть в крови. Операция длилась 45 минут, но мне показалось, что дольше. В палате действие наркоза закончилось, и мне стало мучительно больно. Я орал, что у меня там что-то забыли. Надоев окончательно дежурной медсестре и получив тройную дозу обезболивающих, я проспал почти 12 часов. На следующий день пришла Валя. Как ни в чем не бывало. Строгая и только на «вы». Прочитала инструкцию о том, как себя вести после операции, что можно есть, что нельзя, и ушла, «как каравелла по волнам…». Я в грусти. Если бы не книга, которую читал сосед, то я, может быть, и плакал бы. Это были «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Проглотив ее за пару часов и возвратив соседу, я словно удав, пообедавший кроликом, начал переваривать содержимое. Соседи по палате удивленно смотрели на меня, когда ни с того ни сего, по их мнению, я начинал давиться от смеха. Именно давиться, потому что швы не позволяли смеяться во все горло. Перепуганные дежурный врач и медсестра думали, что у меня поехала крыша. После моего объяснения все успокоились.
На другой день, увидев Валю в сестринской комнате, я подошел, вернее, подковылял к ней. Поздоровались.
– Ты,