была под стать – с утра снова слякоть и морось, слизавшие остатки снега и превратившие пейзаж в чёрно-белую выцветшую фотографию.
На самом деле, именно так в Европе обычно и рисовали Сибирь, да и всю Россию – мрачной, серой, грязной, холодной, погружённой в сплошную безнадёгу. Жак уже достаточно пробыл здесь, чтобы понять, что это лишь глупый стереотип. Не считая разве что холода. Он с тоской вспоминал погоду в родном Монпелье в этом время года. Сейчас там можно прогуливаться по морскому побережью в одной рубашке, наслаждаясь солнцем и свежим бризом с залива, а деревья только-только подёрнулись осенней желтизной…
Он угрюмо шмыгнул носом, поднял было руку, чтобы вытереться тыльной стороной ладони, но одёрнул себя и полез за платком. Насморк, напавший на него ещё на баркасе, всё не проходил, и кожа под носом уже болела от постоянного натирания. Варвара вчера пыталась лечить его с помощью чеснока, который нужно было разрезать и активно вдыхать носом. На какое-то время и правда стало полегче, но повторять эту адскую процедуру он был пока не готов. Да и смысла в этом не было – на холоде нос всё равно заложит.
Ямы для могил рыли все вместе, прямо на окраине деревни. Жак тоже помогал старшему брату Вари, оттаскивая землю в сторону в тяжелых железных вёдрах. Но когда дело дошло до прощания с умершими, отряд, возглавляемый Богданом и его матерью, не сговариваясь, отошёл чуть в сторону. Кто-то отлучился, завершая последние приготовления к походу, но в основном все были уже готовы – ждали только сигнала выдвигаться.
Жак вместе с остальными молча стоял под моросящим ледяным дождём, наблюдая, как деревенские засыпают могилы. Женский плач не стихал всё утро, и хотелось уже побыстрее уйти в лес, чтобы не слышать его.
– А ведь такого раньше не было… – проговорил кто-то из осокорцев.
– Угу, – мрачно кивнул другой. – Он будто чует, что мы снова идём к нему. Остановить пытается.
Богдан, стоявший в паре шагов впереди Жака, рядом с матерью, взглянул на неё, и та неопределённо пожала плечами.
– Может, и так. Говорю же – Осокорь стал совсем не тем, чем задумывался. И… в прошлый раз он будто и правда был готов к нашему приходу. Скорее всего, и в этот раз застать его врасплох не получится.
– Хорошенькое дело, – саркастически отозвался Богдан. – Ну что ж, тогда у нас один путь – напролом? На эффект внезапности можно не рассчитывать?
– Выходит, так. Зато он может приготовить нам какую-нибудь пакость. Плохое у меня предчувствие…
– А вот этого не надо… – он ободряюще приобнял Дарину за плечи. – Справимся. Теперь я с тобой. И теперь мы знаем, как бороться с этой заразой.
Подслушанный разговор немного приободрил Полиньяка, но ненадолго. Мрачные мысли и сомнения одолевали его всё сильнее, хотя он и старался гнать их прочь.
Он никогда не считал себя трусом. Даже, пожалуй, наоборот, храбрость была его недостатком, заставляющим порой действовать опрометчиво. Как, например, в тот раз, когда он заступился за незнакомую девушку перед местными хулиганами в парке университета.