на северо-восток, почти в обратном направлении. Шли около получаса через лес и снова выбрались к берегу реки, поворачивающей к востоку. Там Жак увидел развалины старой заброшенной мельницы – чёрной, покосившейся, мрачной, как иллюстрация в книге со страшными сказками.
Сам отряд был не такой уж многочисленный – человек пятнадцать, включая осокорцев. Многие из тех, кто вернулись вчера с Дариной, так и остались в Самуси из-за ранений или просто не найдя в себе сил и мужества на вторую попытку. Но те, кто всё же отправился в путь, были настроены решительно.
Вооружены были все. Даже самому Полиньяку и Варе в деревне отыскали по ножу и охотничьей двустволке с запасом патронов. Остальные же оружием и вовсе были увешаны до зубов – ножи, топоры, остроги, ружья. При этом некоторые из осокорцев ещё и тащили на спине здоровенные чугунные котелки, перевязанные верёвками так, чтобы из них получилось что-то вроде ранца. Чугунки поменьше несли просто в руках, тоже обвязав верёвками так, что они походили на этакие кадила. Жак видел, как в деревне в эти котлы закладывали светящиеся, как раскалённые угли, кристаллы огненного эмберита. Все горшки здорово грелись, от них даже шёл пар.
Зачем в походе столько жар-камня, Жак знал – Богдан и Дарина объяснили свой план ещё до похорон. Предполагалось использовать огненный эмберит в качестве бомб – забросать Осокорь кристаллами, а потом взорвать их и сжечь проклятое дерево на корню. Затея выглядела простой и эффективной, однако прежде нужно было подобраться к дереву на расстояние броска.
Нож Жак засунул за пояс, а с ружьём всю дорогу пришлось возиться. Нести его на лямке через плечо оказалось неудобно – как ни поверни, оно постоянно билось прикладом о заднюю часть бёдер. Но и постоянно держать его в руках было довольно утомительно. Впрочем, оружие придавало хоть какой-то уверенности. А она сейчас была очень нужна.
Несмотря на то, что передвигался их отряд среди бела дня, обстановка была жутковатая. Стоило отойти от деревни на несколько сотен шагов, как стало казаться, что они очутились в совершенно дикой тайге, где лишь чудом сохранилась хоть какая-то дорога. По обе стороны от извилистой колеи стеной вставали густые заросли, в которых Жаку постоянно мерещились какие-то мелькающие тени. Впрочем, судя по тому, как порой останавливались и принюхивались старшие Колывановы, и как насторожённо рычали псы Ильи – вовсе не чудилось.
Однако путь до заброшенной мельницы они преодолели относительно спокойно. Самое страшное началось, когда отряд, пройдя немного вдоль берега, снова углубился в чащу.
На опушке леса там, где они ступили на узкую, едва заметную тропу, их встретило что-то вроде чучела, сооружённого из сухих веток и больших оленьих рогов. Тотем было видно издалека, а вблизи ещё и слышно – нанизанные на бечёвки костяные и деревянные таблички, изрезанные рунами, перестукивались на ветру, как кастаньеты. При этом сам вид его вызывал необъяснимый ужас. Жак понятия не имел, что означают все эти символы, но казалось, они кричат на весь