по счету еду. В двух-то я уже побывал, теперь вот поближе к дому направили, – пояснил Иван, махнув рукой в сторону юго-запада. – Я же сам здешний, потому в Чкаловскую область и попросился. Хорошо, что во втором госпитале военврач дядька добрый попался, отзывчивый такой мужик, порядочный. Он, оказывается, сам раньше в нашем Соль-Илецком госпитале служил. Вот, откликнулся на мою просьбу и дал мне направление поближе к дому.
– Что, сильно зацепило? – сочувствуя, спросил Анатолий.
– Да… Осколок, зараза! Кость повредил. Вот теперь никак не заживает – гниет…
– Ну ничего, может, на родине подлечат и поправишься, – поддержал его Чурзин.
– Подлечат… Дома и стены помогают, – улыбнулся Иван. – У нас там лечебное озеро с соленой водой есть, еще до войны на том месте санаторий был, а теперь вот госпиталь. Наша соленая водичка обязательно поможет, – утешал себя раненый.
К скамейке постепенно стали стягиваться остальные члены команды. Любопытных становилось все больше.
– А ты на каком фронте воевал? – наседал с вопросами Чурзин. Ему, как и всем остальным, не терпелось услышать, как обстоят дела там, на передовой.
Пододвинувшись к Ивану поближе, Василий уточнил:
– Что, давит фашист?
– Давит… – процедил сквозь зубы Иван и, как в подтверждение, погладил перебинтованную руку, – но и мы даем фрицу прикурить! – уже восторженно произнес фронтовик. Оглядывая вокруг себя десятки любопытных глаз, Иван расправил плечи и, смачно затянувшись, продолжил: – Я службу-то начал на Донском фронте. Вот там, под Сталинградом, прошлой зимой мы всыпали и немцам, и румынам, и итальянцам – всем от нашего брата досталось.
– А что, разве против нас румыны и итальянцы воюют? – возмутился кто-то из толпы новобранцев.
– Ну ты темнота! – пристыдил невежду Ломакин. – Да против нас пол-Европы воюет, – проинформировал он безграмотного.
– Чего ты, Гриша, ему тут политзанятия проводить собрался?! – возмутился Чурзин. – Не отвлекайте человека! Давай, Ваня, дальше рассказывай!
– Но надо прямо сказать: что румыны, что итальяшки – вояки так себе, – продолжил Иван, – чуть придавишь, сразу драпают или в плен сдаются. Тогда, в декабре сорок второго и в январе этого года, морозы как раз стояли недетские – за сорок градусов зашкаливало. Смотришь на этих пленных вояк, и самому еще холодней становится. Ста-а-а-ят «герои», сопли до подбородка висят, сгорбились, как деды столетние, поверх своих шинелей барахло бабское напялили – тьфу, смотреть противно. А вот немцы – нет! Те совсем другие. И воюют грамотно, да и дисциплина у фашиста – будь здоров! Ну, мы этим тоже наваляли. Сводки информбюро, наверное, слышали? Триста тысяч фашистов тогда в окружение попало!
– Слышали, слышали, – загудела толпа.
– Вот здесь я свою первую награду и получил, – с гордостью высказался фронтовик, покосившись на свою медаль. – Потом наш Донской