положением в обществе князь очень дорожил и до недавнего времени был о нём совершенно спокоен. Но дела его стали расстраиваться. Появились убытки, долги, и всего за год князь оказался в крайне уязвимой позиции. Чтобы не показывать на то виду, он не прекратил посещать встреч высшего общества. Свою жену Ольгу он также продолжал водить на балы, не отказывая ей в новых нарядах, но в свои дела её старался не посвящать. Она, конечно, знала, что они пошли на спад, но и догадываться не могла, что спад этот был столь значителен. Романовы, чтобы не терять в высшем свете, тщательно скрывали эту проблему. Полную же картину мог видеть только Гаврила Васильевич, и картина эта его ужасала.
Дочь же их, Татьяна, балов не любила и потому бывала на них нечасто. Зато любила она свою комнату; лежать на просторной кровати, напротив которой в углу стояли образа, и мечтать. Свои мечты записывала она в журнал, рисовала в нём и словно жила в каком-то отдельном, идеальном мире. Аккуратные черты её узкого, всегда бледного лица были совсем невыразительны, за исключением больших голубых глаз. Тонкие руки и стан, невысокий бюст и широкие бедра – всё, что можно выделить из неприметной внешности княжны.
Жизнь Татьяны была сравнима с медленным потоком реки, текущим равномерно, спокойно, тихо, и никуда не торопясь. Но спокойствие это нарушил приезд из Петербурга племянницы Гаврилы Васильевича – Анны Романовой. Что же можно сказать об этой персоне? Поклонников за ней водилось немало: стройные формы, откровенные наряды, раскрепощённое поведение и, конечно же, большое приданное мало кого могли оставить равнодушным. Она жить не могла без кутежей и балов, и, когда Гаврила Васильевич представил свою племянницу в московском обществе, все отзывались о ней «замечательная особа». Всё, что ни происходило с ней, было или расчётливо, или хаотично. Всем своим видом и отношением она была обратным отражением Татьяны; но вопреки этим явным расхождениям, Татьяна всё же по-родственному любила Анну.
По обыкновению, в воскресенье Татьяна была в церкви. После молитвы она вышла и встала перед самыми воротами; через четверть часа кучер должен был вернуться за ней. Она стояла с расстроенным видом и тоскливо оглядывала церковь. Неожиданно она почувствовала на своём плече чью-то лёгкую и жаркую руку. «Я знал, что найду тебя здесь», – услышала она нежный голос. Это был Николай Вишневский. Они молча постояли с минуту, и Татьяна обратилась к нему:
– Ты обещался быть у нас вчера…
– Извини, я не смог прийти… я был у Апраксиных.
– Хоть бы прислал записку.
Таня хотела бы показать ему, что находится в сильной обиде, но никогда она не умела долго обижаться и уж тем более притворствовать. Она повернулась к нему и крепко обняла.
– Так приходи же к нам завтра! Завтра ведь сможешь?
– Буду завтра. Точно буду!..
Они простояли молча десять минут. Подъехал экипаж, и Татьяна попрощалась с Николаем в большой надежде увидеть его в следующий день.
V
Из невысокого пятиэтажного