стоя на коленях, она схватила его руки и прижала к своей груди, где так пронзительно билось ее сердце, чувствуя, как слезы побежали по щекам. Болезненная отчаянная решимость была в ее умоляющих глазах, когда судорожно и взволнованно она прошептала: – Не вини себя! Ведь ты любишь меня, а когда любишь, совершаешь самые безумные поступки. Я люблю тебя! Ты видишь, я на все готова ради тебя! Просто будь со мной. Я буду нежна и безропотна, я все для тебя сделаю, нет ничего, что бы я не могла сделать для тебя! Я стану твоей тенью, никто, никогда ничего о нас не узнает. Прошу тебя, одно слово… – она бросилась к нему, обхватывая руками его шею, прижалась обнаженным телом к грубому плотному сукну шинели, устремляя лицо к его лицу. Коснулась губами его губ, снова и снова. Его губы были так теплы! Она порывисто принялась его целовать, прижимаясь к нему, чувствуя, как его теплые пальцы неуверенно коснулись ее острых твердых сосков, и кипучая безудержная бездна, уже известная ей, забушевала вновь. Ей хотелось чувствовать вкус его губ, жар его поцелуев на своем теле, надеясь так вытеснить из памяти те, другие поцелуи и ласки, что сводили ее с ума по ночам!
– Что вы делаете со мной? – прошептал он у самого ее уха, с трудом сдерживая себя, не решаясь ее обнять. – Зачем вы испытываете меня?.. Саша, прошу вас! – он с силой сжал ее плечи и отнял от себя, не в силах смотреть на нее, полуобнаженную. – Вы сами не понимаете, что говорите и делаете. Остановитесь!
Она смотрела на него, разгоряченная, взволнованная, с растущей досадой чувствуя, как какая-то неодолимая сила удерживает его от нее. В отчаянии она снова попыталась прижаться к нему, упрямо цепляясь руками за его руки.
– Зачем вы сопротивляетесь? Ведь вы несчастны. Разве вы не хотите счастья? Почему вы не можете довериться своим чувствам? – глаза ее отчаянно блестели.
Андрей с силой удерживал ее за плечи, отстраняя от себя, и хмуро смотрел на нее.
– Вы не понимаете, Саша. Теперь уже ничего нельзя поменять. Поймите, мы не будем счастливы, я не буду счастлив, изменяя своей жене. И я…я не хочу обворовывать собственного сына!..
Она во все глаза смотрела на него, чувствуя, как противная мелкая дрожь начинает охватывать ее с ног до головы. С трудом смысл его слов доходил до нее.
– Зачем же вы пришли сюда сейчас?! Зачем, если «уже ничего нельзя поменять»?! – голос ее стал хрип и сдавлен. Она смотрела на него огромными глазами, чувствуя, как от отчаяния лицо ее искривила горечь и боль. – Зачем?
Он опустил глаза, нервно провел рукой по волосам, кое-где тронутым сединой. И заговорил:
– Простите меня, Саша. Я сам не знаю. Одна мысль, что вы это делаете из-за меня, сводит меня с ума. Но мысль, что я могу оступиться и переступить через все, во что я столько лет верил, еще невыносимее. Поймите, я не могу дать вам счастья. Я не могу поступиться своей честью и долгом перед семьей. Проще выстрелить себе в лоб, чем допустить это. Я должен был вам это сказать, – он с тоской