и отполированы до блеска башмаками многочисленных посетителей. Вытесанные из камня статуи святых поддерживали плоские или наклонные крыши, повсюду росли первоцветы и примулы, а двери были заперты на надежные стальные засовы и замки.
Последний круг окружала стена из черного, поблескивающего слюдяными вкраплениями гранита; поверху шел ряд острых железных зубцов. У ворот подобно часовым возвышались статуи: святой Андер с удлиненным мрачным лицом сжимал в руке молот, а святая Дан была изображена в венке из роз, и по ее щекам стекали слезы.
К тому же около ворот прохаживался здоровенный детина средних лет, в темно-серой ливрее; такова была форма рыцарей-священнослужителей, в обязанность которых входило охранять покой мертвых.
– Добрый вечер, принцесса Энни, – поклонился он, завидев всадниц.
– И вам желаю приятного вечера, сэр Лен, – приветливо ответила Энни.
– Я так понимаю, вы снова пожаловали сюда, не сообщив никому, куда направляетесь, – сказал он и почтительно снял шлем, открыв заплетенные в косы каштановые волосы, обрамлявшие лицо столь плоское, грубое и суровое, что оно казалось высеченным из камня.
– Кто вам об этом сказал? Неужели матушка или Фастия были здесь и расспрашивали обо мне?
Губы рыцаря тронула едва заметная улыбка.
– Я не имею права рассказывать вам об их посещениях, принцесса, точно так же, как не должен рассказывать им о ваших. Иначе я нарушу свой обет. Я храню молчание о том, кто сюда приходит и каким занятиям предаются посетители. Вы это знаете, принцесса, и являетесь сюда, когда вам заблагорассудится, не опасаясь, что ваши родители проведают об этом.
– Вы что, не хотите пускать меня?
– Я не имею права не пускать вас, принцесса, и это вам тоже известно. Проходите.
– Благодарю вас, сэр Лен.
Когда девушки вошли в ворота, сэр Лен ударил в медный колокол, тем самым давая знать покоящимся за оградой королям, что к ним явились гости.
Энни вновь ощутила знакомую щекотку внутри – верный признак того, что на нее устремлены ледяные взгляды призраков.
«Я тебе покажу, Фастия, противная ты зануда, – усмехнулась она про себя. – Ты пожалеешь о своих словах».
Энни и Остра соскочили с лошадей и привязали их у ограды, за которой спали вечным сном мертвецы королевского рода Отважных. За оградой находился также небольшой алтарь, усыпанный свежими и высохшими цветами; там же стояли свечи – наполовину сгоревшие и целые, и чаши, от которых исходил запах меда, вина и дубового пива. Энни зажгла одну свечу, и обе девушки преклонили колени, чтобы произнести молитву. Свинцовые плиты были холодными и жесткими. Где-то поблизости гомонили сойки и вороны, и их голоса сливались в нестройный тревожный хор. Губы Энни шептали священные слова:
О святые, которые хранят моих предков,
Святой Андер – защитник, святая Дан,
которая покоит их сон.
Пусть шаги мои будут легки,
Пусть предки мои спят или проснутся,
согласно своим желаниям.
Благословите их, храните их,
Позвольте