скакунов и быков, бессильных отрыть погребённую под толстою коркой промёрзлого наста траву. Стужа тоже стала союзницей воинства ёрла, засевшего на зиму за высокими стенами в прочных и тёплых стерквеггах, чьи тверди встречали лишённых метальных снастей и неспособных без свежих припасов надолго держать тут осаду воителей Эйрэ камнями, горящими брёвнами и кипящей водой. Все жители ближайших селений по приказу своих хондмактэ загодя укрылись в укреплённых стерквеггах вместе с собранными туда запасами пищи, а прочее оставшееся несвезённым из своих покинутых бюгдэ сожгли там дотла, не оставив подошедшему недругу ни клока сена, ни меры овса для коней.
Измотанные, истощённые загоны арвеннида и воинства кийнов были вынуждены отступить на удерживаемые с осени пределы, спасаясь от холодов в прежде занятых дейвóнских стерквéггах. Заснеженные берега рек в ту пору были усеяны телами павших, и голодные волки находили себе богатую поживу. Много славных мужей из всех кийнов полегло в ту суровую зиму в кровопролитных сражениях и во время отхода по опустошенным распрей уделам – и осталась от них только горькая память, как и от упущенной из рук а́рвейрнов близкой победы.
Верно сам Вотин – суровый бог войн и сражений, стуж и ветров, влекущий алкающих крови волков и его чернокрылых посланников-воронов, останавливающий ледяным взором сердца́ праотец всех дейвóнов – вступился в тот час за детей своих перед всесокрушающей яростью упорных рыжеволосых сыновей Бури Несущего.
Далеко в северных уделах Дейвóналáрды спало во тьме наступающей но́чи Глухое селище. Его миновали те летние беды, когда Стремительные Рати Льва А́рвейрнов прошлись по полночному краю губительным огненным вихрем в своём отступлении от преследователей на запад в сторону далёких Прибрежий. Вьюги отрезали Хейрнáбю́гдэ снегами от прочего мира в начале зимы ещё, и сюда уж давно как не приходило известий ни из ходаге́йрда, ни от прочих родичей Дейнова дома. Ещё с зелёными листьями на деревьях многие жители, в том числе и два старших сына Бородача ушли на войну под стягами их родича Доннара Бурого, но досель ничего даже не было слышно о том, где да как те сражаются – и живы ли вообще.
Отрезанное от санных и вообще всяких путей – потому как никто не рискнул бы ни пешим, ни конным отправиться через полные голодных волчьих стай непроходимые лесные чащобы или заледеневшие речища Зыбицы – теперь Хейрнáбю́гдэ спало беспробудным сном. Лишь в доме Хеннира горели огни смоляков и свечей, когда все домашние собрались за ужином в большом зале у жарко натопленной на ночь печи.
Пока женщины накрывали на стол и подавали горячую снедь, хозяин щедро плеснул медовухи в свой рог, и отлив пару капель богам в приношение обратился к сидевшим с ним родичам, младшим сынам и гостившему здесь на зимовке Хедину Челноводу, чьё судно замёрзло во льду по течению Зыбицы в полдне пути от их селища, схваченное столь внезапным в тот год ледоставом.
– Пью за здоровье