электромагниты или реактивы. Университет предоставлял доступ к зарубежным журналам, обеспечивал перевод и сопровождение трудов. Ректор даже утвердил заявку на внеочередное исследование больших данных, что спровоцировало косые взгляды и нервные пересуды других ученых, которые ожидали мощнейший компьютер и команду волонтеров не первый месяц. Однако сегодня Бауэр не мог заставить себя написать ни единого слова.
Он просидел перед монитором до полудня в поисках причин вчерашнего перемещения в пространстве. Натыкался в основном на описания нарушений памяти, вызванных инфекциями, гематомами или болезнью Альцгеймера. Некоторые симптомы совпадали, и чем дольше Бауэр читал, тем больше совпадений находил. Вне себя от нарастающей тревоги, он вновь и вновь открывал новые вкладки и подолгу изучал одно и то же. На одном из медицинских сайтов с громким щелчком выскочило рекламное окошко с номером телефона, по которому Бауэр едва не позвонил. Он с трудом мог объяснить себе, почему передумал. То ли опасался услышать страшный диагноз, то ли решил, что все рассосется само собой, как синяк или ушиб. В конце концов, прежде из памяти не выпадали целые куски жизни.
«Если это повторится, – решил Бауэр, – обращусь в клинику незамедлительно».
Наглый самообман принес некоторое облегчение. По крайней мере Бауэр нашел в себе силы заняться бытом. Сет – короткошерстный британец – уже давно истошно орал и водил по ногам лапами. Стоило первому кусочку сухого корма коснуться миски, кот уткнулся в нее мордой с протяжным воем.
Затем Бауэр заставил себя вытереть пыль в квартире. Полки выглядели чистыми, но уборка позволяла отогнать навязчивые мысли о болезни Альцгеймера хотя бы на время. Бауэр проворно справился с гостиной, которая служила ему еще и кабинетом, поменял ставшую серой воду на чистую и в нерешительности остановился перед дверью, ведущей в спальню.
Каждый раз ему требовалось перебороть себя, чтобы совершить несложные телодвижения – повернуть ручку и сделать шаг внутрь. Получалось не всегда. Убранство спальни осталось таким же, как в день смерти Марины. Глиобластома головного мозга обрубает долгое счастливое будущее, оставляя взамен жалкий отрезок длиной не больше пяти лет. В случае с Мариной – всего один год. Год кошмарных диагнозов и сочуствующих фраз. Врачи отводили Бауэра за стены кабинета (чтобы не услышала Марина) и объясняли, что вероятность положительного исхода равна нулю. В каждой клинике: частной, государственной, местной, столичной. Марина держалась стойко, даже во время острых приступов головной боли и тошноты. В свои тридцать два года она мечтала о большой семье и путешествиях по миру. Жирный красный крест перечеркнул планы, но не сломал дух. Бауэр же сходил с ума от собственного бессилия и ожидания неминуемой смерти супруги. Сдержанный и дисциплинированный днем, в одинокие ночи он давал волю чувствам, заливаясь слезами и разбивая кулаками декоративную штукатурку на стенах. Трещины от ударов до сих пор уродовали вид спальной. Бауэра это ничуть не волновало.