Ивано-Франковской области, окончил торговую школу в Станиславе.
После чего замолчал.
Следователь взглянул на бойца – опять мелькнул кулак, оуновец рухнул на пол.
– Послушай меня, Медведь, – вздохнул следователь, когда Алкснис водрузил того на табурет. – Будешь запираться, он тебе яйца сапогом раздавит. Ну, так что дальше?
Далее арестант сообщил, что он член ОУН с 1933 года, в войну служил в спецбатальоне «Нахтигаль»[42] взводным, а теперь надрайонный проводник.
– Четы, боевки и схроны в районе? Быстро!
Проводник назвал. Допрос продолжался.
Спустя еще неделю на главной площади Ужгорода при большом стечении народа состоялась казнь захваченных бандитов. В центре стояла виселица, к которой подогнали две полуторки с ними и солдатами комендантского взвода.
Затем председатель военного трибунала громко зачитал приговор, на шеи осужденных накинули петли, в кузовах открыли задние борта. Урча моторами, грузовики медленно тронулись вперед, «гэрои», хрипя, засучили в воздухе ногами.
Глава 4
Война после Победы
Как и Краков, Львов от войны особо не пострадал. Во время наступления Красной Армии летом 44-го подпольная организация армии Крайовой подняла там вооруженное восстание.
Одновременно две советских танковых армии с десантом начали обходить город с севера и юга. Под угрозой полного окружения командующий немецкой группировкой отдал приказ оставить Львов, куда 27 июля вошли войска 1-го Украинского фронта маршала Конева.
На первой же улице Исаева остановил вооруженный патруль. Выяснив, что капитан демобилизован из армии и прибыл к месту жительства, старший патруля – офицер, сообщил, что в городе действует комендантский час.
– Так что следуйте в нужный адрес и до утра из дома желательно не выходить. Ночью в городе и его окрестностях опасно, – сказал офицер, возвращая документы.
– Это я уже понял, – спрятал их в нагрудный карман Исаев и, включив передачу, тронул с места. Фара мотоцикла высвечивала брусчатку, высокие здания со шпилями и остроконечными крышами, с темными слепыми окнами.
Миновав «Старый город» (там документы проверили еще раз), свернул на проспект с цветущими липами, тускло освещенный редкими фонарями, а оттуда на темную улицу, въехал через арку во двор.
Двор был небольшим, с двухэтажным облупившимся флигелем прошлого века, каретным сараем и меж ними глухой каменной стеной, вдоль которой росли несколько старых берез. До войны флигель занимали шесть семей, включая Исаевых. А сарай использовался для хранения дров и заготовок на зиму.
Остановив «Цундап» у подъезда, капитан заглушил двигатель, выключил фару и с бьющимся сердцем вместе с Рексом поднялся на второй этаж, куда выходили три двери. Прошел к средней, постучал – тишина. Еще раз – тишина стала звонче.
Вынул из кармана ключ (берег всю войну), отпер дверь и вошел в полную темноту.
– Отец, мама!
Никакого ответа.
Нащупал сбоку выключатель, на потолке вполнакала