Литейном проспекте. Драться приходилось много, так что действовал он без раздумий, по привычной схеме. Врезать малому, врезать больно, чтоб визжал как недорезанный, а потом бить до упора старшого. С младшими, как правило, проблем не было, но вот в главаре ошибаться было нельзя. За ошибки приходилось платить кровью. Но со временем Володя запомнил, что смотреть надо не на рост или размер кулаков, смотреть надо в глаза.
То ли сказалась выучка, то ли ему повезло, но в тот день в Чернышевом переулке все вышло как по писаному. Малой визжал как порося, а старший продержался под ударами недолго. Осознав, что вместо развлечения он получил разбитые губы и нос, что его бьет совершенно нечувствительный к боли сумасшедший, хотя его и колотят четверо, старший наконец вырвался из-под ударов и, сплюнув приличный комок крови, дал команду уходить. Подхватив плачущего малого под руки, ребята быстро ретировались, опасливо поглядывая на Володю.
Боль как водится пришла позже. Его скрутило и бросило на колени. Болело все – превращенное в кровавое месиво лицо, отбитые бока и живот. Подумалось, еще чуть-чуть и его бы, наверное, поломали… Впрочем, такое чувство было всегда.
Когда плечо тронул Никки, Володя уже почти терял сознание. Его голос доносился как сквозь вату.
– Ничего себе, – сказал он. – Это было что-то… Если соберемся еще раз – без тебя ни ногой!
Володя слабо улыбнулся. Восхищение в голосе великого князя приободрило, и он даже умудрился не потерять сознание. Удержался на самом краю.
– Я тоже так могу! – вдруг донесся капризный голос Жорика. – Я умею драться. Когда с папой дерусь, я всегда побеждаю!
Никки засмеялся. Глядя на него и морщась от боли, стал смеяться Володя. Жорик поначалу насупился, решив, что смеются над ним, но уже через минуту, забыв об обиде, заливисто хохотал в унисон с братом…
Едва взойдя на престол, Николай Александрович вызвал Келлера, к тому времени уже закончившего Александровское училище и Николаевскую академию по 1 разряду, и получившего штаб-капитана. «Мне нужен офицер для особых поручений, – сказал Николай Александрович и добавил с улыбкой. – Нужен человек, которого невозможно остановить». Владимир Федорович вытянулся во фрунт и с каменным лицом ответил «Вы его нашли, государь. Давным-давно!..»
Николай Александрович закашлял, прервав воспоминания Келлера. Владимир Федорович внимательно вгляделся в лицо царя. Больше стало морщин, седых волос, лицо осунулось, как будто подсохло. Обычно дружелюбный взгляд стал тяжелым и мрачным. Николай Александрович усмехнулся.
– Вы тоже, Владимир Федорович, не помолодели. Возраст-то у нас с вами серьезный, пятьдесят годков. Вокруг все быстро меняется, а мы помним мир без электричества, без радио, без кинематографа. Иногда я думаю, что мы, быть может, все еще там и живем. В том мире… Был у меня недавно граф Игнатьев, докладывал об открытии Русского Палеонтологического общества. Так вот, слушаю я его, слушаю, и вдруг понимаю, что я такой же. Такой как они, эти самые древние рептилии. Понимаете меня Владимир Федорович?
– Не