земле,
как боксёры часами гоняют себя на скакалках,
так же крыльями чайки всё машут и машут во мгле.
В море сером бегут, обезумев, отары барашков,
волны грохают в мол, весь он льдом покрывается, и
этой крымской земле лейбл вполне подойдёт —
«Made in Russia» —
дуют ветры с Тамани, тоску поселяя в крови.
Тамариски у моря стоят как хрустальные, ибо
все в сосульках от брызг, я лизнул одну – веришь, горька.
Ты вчера позвонила, сказала, что любишь. Спасибо!
Я и раньше-то знал, что теплеет в груди от звонка.
Я пишу эти строки тебе вместо писем, я помню
тот сентябрь, тот перрон, как я брёл по обочине дня…
Все отроги в снегу, все ущелья, и всё же легко мне,
потому что ты любишь, ты всё-таки любишь меня…
Скаты сумрачно в гротах колышутся
Обожаю тебя, моё синее!
И спокойное!
И неистовое!
Прихожу к тебе как на исповедь.
Причащаюсь тобой.
И сильный я!..
А когда море в солнечном блеске
и в предгорьях цветёт миндаль,
я на «ультру» – прозрачную леску —
из волны вывожу кефаль.
Скаты сумрачно в гротах колышутся,
Жак Кусто опускается к ним.
Голос моря приборами пишется —
объясним ли он?
Объясним?..
Там прозрачны глубины мерцающие,
там акул невесомый полёт,
и медуз хоровод замирающий,
и в зелёной дали пароход.
Там мальчишка в щемящем забвении
бродит возле шаланд рыбаков
и бубнит с фанатичным рвением
неуклюжие строки стихов.
А правее, у стен равелина,
прянет в небо – ракетою в синь! —
и застынет на миг – а ф а л и н а, —
самый умный на свете дельфин!..
Алушта
Секунд на пять дыханье задержи
и посмотри, как тихо и достойно,
садятся облака на Демерджи,
чтоб после над Алуштой плыть спокойно.
В её долине бродят тополя,
высоток новых непривычен глянец,
и, как в России хлебные поля,
здесь виноградники, куда ни глянешь.
Ей от ветров защита – Чатыр-Даг,
он в профиль – всем шатёр напоминает,
и моря бирюза сияет так,
как бирюза небесная сияет.
Алушта мне по нраву, как родня,
алуштинцы и ялтинцы как братья,
мне кажется, что не найду и дня,
который чёрным мог бы называть я.
Я глубину исследовал и мель,
чтоб рыб перехитрить характер ушлый,
я пронырял здесь от горы Кастель
всё побережье до границ Алушты.
И мне, культуры преподав урок,
весь в зелени тонул, известный очень,
Профессорский элитный уголок,
который почему-то был Рабочим.
Хранит преданья крепость Алустон,
здесь вечность поработала немало,
троллейбусы штурмуют небосклон,
упорно пробиваясь к перевалу.
А в синеве морской порхают