большей части уже знаю. Мы провели довольно-таки сносный вечер за домашней наливкой и, похоже, составили впечатление друг о друге. Особой радости общение с подобными людьми не приносит, но, кажется, их можно не опасаться, они для этого достаточно поглощены собой и удовлетворены своим нынешним положением.
Итак, старший магистр логических наук Йозеф Шлих. Преподает философию и логику, и судьба его в самом деле логична и наводит на философские размышления. Когда-то Шлих, по его собственным словам, подавал изрядные надежды, однако наука требует жертв, на которые сей философ оказался неспособен. В юности ему выпал случай жениться на дочке полковника, вскоре после переворота ставшего капитаном Лаик. Тесть, дорвавшись до должности, пристроил к корыту и зятя, тем самым убив в нем ученого. В борьбе разума и желудка чаще побеждает желудок, особенно если на его стороне юбка. Теперь господин Шлих – жизнерадостный толстяк с пустым розовым лицом. Он всем доволен, у него не то шестеро, не то семеро детей, и он говорит только о них и о жене, по которой уже скучает. Я попытался обсудить с ним лазаровы «Парадоксы», а он перевел разговор на свою любезную наливку.
Вместо академической мантии – менторские тряпки, вместо светлой головы – сытое брюхо, вместо радости познания – супружеские сюсюканья. Теперь я вижу, от чего меня уберегла судьба, а ведь окажись Ортанс иной, я бы мог растоптать свое призвание. Воистину, судьба Шлиха – предостережение всем, в ком горит искра любознательности и творчества. Поразительно, но он не понимает, в кого превратился, и усиленно пытался мне объяснить, сколь разумно я поступил, приехав в Лаик. Можно подумать, я это сделал по доброй воле!
Еще один старший магистр, Бенвенуто Кваретти, давно выслужил пожизненный пенсион и намеревается со временем переехать к племяннице в Рафиано. Этот тихий вежливый человек преподает математику во всех ее проявлениях, но по-настоящему занят лишь астрономией. Орден Знания, которому принадлежал Лаик, обустроил здесь неплохую обсерваторию. Дворянским недорослям она без надобности, но Кваретти ради старой башни заживо похоронил себя среди унаров.
За столом старик по большей части молчал, лишь на прощание пригласил меня на чашечку шадди. После завтрака я счел возможным зайти и не прогадал – уроженцы Рафиано плохо варить шадди просто не умеют. Я совершенно искренне выразил свое восхищение, в ответ хозяин рассеянно осведомился, откуда я, и принялся излагать свою теорию. Я не силен в математических расчетах и понял лишь то, что Кваретти нашел или полагает, что нашел, подтверждение еретической теории о том, что Аксенаи вокруг Кэртианы вращаются каким-то иным образом, нежели это сейчас предполагается. И вроде поэтому в конце Круга звёзды на небе встанут не так, а эдак. Чем дольше он объяснял, тем сильнее я убеждался в полнейшей бессмысленности всего этого, и более того, в том, что вся эта математика, что бы там ни утверждал «великий» Колиньяр, – наука купцов и караванщиков, а не мыслителей и философов.
Я искренне желаю старику