мхом и лишайниками.
– Ого! – присвистнул Креш – Да тут и правда, логовище сатаны!
Крест был перевернут. Дрожащим голосом я потребовал от него прекратить паясничать и лопатой сшиб дьявольский знак. Но Креш не унимался и громко, радостно заорал:
– Дорогой Люцифер! Извини, что не послал тебе открытки к светлому празднику Рождества Христова!
Последние слова его утонули в надрывном вопле непонятно откуда взявшегося ветра. Еловый бор, казавшийся стеною крепости тьмы, качнулся и задрожал.
– Я знал, что тебе понравится! – удовлетворенно заметил Креш, глядя в землю, обращаясь к преисподней. Дрожащими в руках лопатами мы стали копать первую могилу. Она оказалась неглубокой и вскоре мы добрались до гроба. Я увидел, что сохранился он в этих болотистых сырых почвах хорошо, хотя с научной точки зрения от него и щепок не должно было бы остаться. Мы достали гроб и понесли к вагончику, но у кого-то из алкашей заплелись ноги, и он упал. Мы выронили гроб, он рухнул боком и раскрылся. Скалящий зубы труп вывалился из него; руки мертвеца медленно сползли с груди, и мне показалось, что это – жест живого существа. Креш, в которого, казалось, вселился бес, подскочил к покойнику и поднял ему веки… И тут я содрогнулся от ужаса, кипятком обварившего меня с ног до головы: у трупа, который пролежал в земле не менее полувека и весь уже безобразно осклиз, сохранились глаза! Да что там сохранились – еще и смотрели – внимательно, пристально и с ненавистью! Я буквально остолбенел. Креш, будучи озадаченным, почесал в затылке и невесело заметил:
– Ну и дела!
Пока мы стояли в раздумье, дрожащие от страха ханыги подцепили тело заступами и закрыли гроб, в который бросили труп.
– Что бы там ни было – пронеслось в моей голове – А это правильное решение!
Когда мы добрались до вагончика и поставили гроб туда, у нас несколько полегчало на душе. Второй гроб прошел у нас быстрее, третий – еще быстрее – а потом мы и счет им потеряли. Наконец трудовая усталость прогнала страх, и ханыги заявили, что наступило время обеденного перерыва. Мы добрались до вагончика, рабочие достали привезенные с собой припасы… Это было жуткое зрелище: в полутемном вагончике, в пляшущем огне керосиновой лампы, сев на гробы, как на стулья, черноликие мужики с хрустом вгрызались в баранью ногу. Было в этом что-то вампирье, вурдалачье, дьявольское. Мне, человеку впечатлительному, было крайне неприятно. Но можно ли такое сказать о толстокожем Креше? Он поспорил с одним из рабочих, что выпьет бутылку на кладбище – по-моему, только для того, чтобы заполучить бутылку – и прежде, чем я спохватился, он уже выбежал за дверь.
– Если через пять минут он не вернется – сказали мне мужики – То он проспорил; будь свидетелем.
Я уперся взглядом в циферблат часов. Прошло пять, десять, пятнадцать минут – Креша все не было. Я стал волноваться за его судьбу.
– Пора – сказал я ханыгам –