задумчиво упершись локтем в колено ноги, установленной на кровать, она слегка повернула лицо в сторону Мари, многозначительно пиля ее взглядом.
Вскоре Маря с криком: «Я тебе не верю!» поспешно выбежала из комнаты. Пробегая, она зацепила плечом Жанну, уязвленно застывшую в дверях и защелкавшую пальцами. Голова мачехи задергалась в том же ритме. В уголках губ виднелись следы пищевого мела.
– Ну, мелкая глупая дрянь! – крикнула Жанна. – Мое терпение кончится, если я сейчас не увижу твою писанину!
Юка перевела дыхание, сгруппировавшись, как перед прыжком в кипящий котел. «Шутка удалась», – подумала она, стиснув губы и раздув ноздри при виде мачехи.
Жанна прошла по комнате, остановившись в центре под люстрой. Она предложила Юке искупаться, пока натоплено, выдав ей короткую сорочку на бретельках розового цвета с изображенным на ней аляповатым голубым слоном из мультика и халат.
Юка любила принимать душ в закрытой летней кухне. Здесь всегда можно было рассчитывать на тишину, – домочадцы негласно блюли этот вечерний ритуал и не входили, когда кто-то купался.
Неспешно оценив свою наружность перед трюмо, она неторопливо стянула одежду: сперва черный свитер с горлом, а затем кокетливым движением бедер, как в гаитянском танце, отправила на стол длинную плиссированную юбку-шотландку.
Там, за занавесью, она попала в другой мир – без проблем и условий, – представляя себя водой, бесконечным целительным потоком. Предаваясь обволакивающему теплу, она некоторое время простояла под теплой струей душа.
Отмывшись от грязи дня, Юка наскоро собрала свои длинные темные волосы в высокий хвост сбоку, подвязав другой резинкой по центру, – теперь хвост спадал сосулькой на ухо. Собрав россыпь серебряных украшений, – кольца в виде животных и кольца-браслеты, игравшие определенную роль в ее эмоциональном состоянии, – со стола, она отправила их в специальный мешочек, который носила при себе.
Вещи дочери Жанны были малы. Юка попробовала опустить сорочку пониже, но тянущийся материал оттягивал бретельки, норовя оголить грудь. Чтобы прикрыть этот недочет, она надела поверх сорочки детский халат чуть выше колена.
Только Юка вошла в комнату, как Жанна поспешно выскочила оттуда, зацепив ее. Бережно уложив одежду на диван, Юка обернулась к окну; поставив локти на спинку дивана и изогнув спину, она устремила взгляд в ночь.
Оконная рама справа подсвечивалась тускло-желтым светом ночника, – а за окном – темнота со множеством красочных оживающих чудес. Открытость к чудесному и незримому была заложена в ней, как она считала, отцом, – о чем тот вряд ли догадывался. Лунный свет проходил сквозь нее колыбелью сказок, передергивая тело мурашками.
Отец с Жанной вновь сбежали от всех на задний двор, – должно быть, созрел ночной сорт картошки. Поднявшись с дивана, Юка уложила свой «стандартный набор» на полку шкафа, прикрыв двустворчатые двери облупившегося белого цвета;