камень зовет по имени!
– Где его найти?
– В Данк-Хыше, то бишь в его окрестностях и найдете! Только старый он и больной… В молодости уснул на коне с кожаной хлесткой в руке без перчатки, пока стадо шло в деревню. Пальцы отморозил. Стала чернеть, вот… Пришлось руку рубить! Говорит, по молодости справлялся, а сейчас рука болит, отчего он стонет, плачет. Его сын часто у нас выменивает свой товар на жизнь-траву, которую везут с Сангары. Из нее готовят отвары, чтобы рука не болела. – И затем он добавил, считая, что эти сведения могут быть полезны: – У нас травка эта не растет.
– Меня его рука не интересует.
– Тогда-ть он вам и нужен… – засмущался тавернщик. Не нравился ему этот ледяной взгляд.
– Найди мне человека, который проводит нас до Данк-Хыша, а конкретнее до стойбища пастухов, среди которых живет Яши-Бан. Скажи, я хорошо заплачу. Чтобы был к утру. Понял? Тогда хорошо заплачу и тебе.
– Да, господин, как скажете…
Чувствуя на себе взгляды седого мужчины и белоголовой женщины – взгляды пронзительные, – тавернщик заколебался. Нужен ли он здесь еще? Совсем скоро на него стали смотреть как на пустое место, тогда он раскланялся и исчез, успокоившись. Поначалу хозяин таверны принял Филиппа за опасного предводителя разбойников, который поживился на большаке, а теперь пытается с шайкой замести следы от чьего-то гнева, укрываясь в горах, но теперь понял, что это загадочный аристократ. Потому и отпустила его тревога: ясно, что такие его с семьей в постели не прирежут.
Ночь спустилась на таверну «Зеленая сосна». На город падал снег. Заснули долгожданным глубоким сном в своих комнатах солры, не зная, что их ждет впереди. Заснул подле ног Филиппа на небольшой лежанке и мальчик Жак, наевшись горячего. Снилось ему, будто он дома, в Нижних Тапилках, где мать потчует его и целует в лоб, а отец ругает ее и приговаривает, мол, нечего мужчину лаской портить.
Филипп и Мариэльд лежали рядом. Мариэльд располагалась между стеной и своим неутомимым надсмотрщиком, который держал ее при себе день и ночь. Он запрещал говорить с ней, вез в седле впереди себя и вглядывался в каждый лик, обращенный к графине. Уж не Гаар ли его настиг? Его рука почти всегда покоилась на перевязи, готовая в любой момент отразить атаку. Он был напряжен до предела, как никогда ранее. Однако внешне он казался все таким же спокойным и расчетливым, разве что более угрюмым, чем обычно. Что до самой Мариэльд, то ее издевательские речи прекратились. Она только и могла, что беспомощно созерцать, как ее увозят дальше в горы, прочь от многолюдных трактов и больших городов. И если в первые дни она сама порой дразнила своего захватчика, который упрямо молчал в ответ на издевки, то сейчас, обращаясь к ней, он тоже все чаще стал слышать тишину.
Чуть позже Филипп укрыл графиню одеялом, заметив, что она уже заснула. Либо прикидывается спящей, замедляя стук своего сердца. Тогда, положив меч на край кровати, он уставился в дощатый потолок и вслушался в звуки метели.
Наступило белоснежное зимнее утро. Вокруг Мориуса войском стоял густой бор, и солры, покидая таверну, с восторгом