Когда задыхаешься? Когда хватаешь ртом воздух, но все, что получается вдохнуть, – лишь вода?
– Нет.
Она невесело усмехается:
– Конечно. Ты же ничего не чувствуешь.
– Ты пытаешься к чему-то подвести?
Какое-то мгновение она пристально смотрит на меня. Но молчит.
Я смотрю в ответ, продолжая ее игру в молчанку.
Это один из методов, которым Джонатан научил меня и Леви. Молчание может быть использовано в наших интересах.
Людей обычно тяготит долгое неловкое молчание, и они вынуждены заполнить его или дать нужный ответ.
Эльзе лучше не использовать эту тактику против меня, потому что требуется нечто большее, чем просто тишина, чтобы расколоть меня.
Я пытаюсь разглядеть ее, чтобы что-то сказать, но она остается пустой, как доска.
Хм. Интересно.
С каких пор она стала нечитаемой?
Когда я узнал о случившемся, я позвонил Джонатану. Он сказал, что никогда не разговаривал с Эльзой в школе. Кроме того, предполагалось, что все это должно быть в моих руках. Джонатан не стал бы вмешиваться.
Однако интуиция, которая не замолкала ни на мгновение после тренировки, отказывается отступать.
– Тебе было весело? – наконец спрашивает она.
– Что?
– Разыгрывать весь этот спектакль, желая уничтожить меня за то, что сделали мои родители.
Моя голова склоняется набок.
Она не должна этого знать.
Джонатан не лжет. Если он сказал, что не разговаривал с ней, значит, он этого не делал. Кроме того, ему нравится заставать своих жертв врасплох. Не в его интересах, если она узнает эту информацию.
– Откуда ты это знаешь? – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно.
– У меня есть свои источники.
Я прищуриваю глаза от тона, которым она это произносит. Она бросает мне вызов, и зверь внутри меня рвется наружу, чтобы противостоять ей.
Полегче, мальчик. Не сейчас.
– Я задала тебе вопрос, – продолжает она.
– Какой вопрос?
– Ты знаешь, я не хотела в это верить, но теперь это обретает смысл. В конце концов, при первой встрече ты сказал, что уничтожишь меня. Ты ведь знал о моем прошлом уже тогда?
Тишина.
– Ты не ответишь? Хорошо, а как насчет этого? – Она замолкает. – Разве твоя мать не покончила с собой или что-то в этом роде? Как могли мои родители убить ее в Бирмингеме?
Как много она знает?
Как далеко зашла?
Погодите.
К ней вернулись воспоминания?
– Ты собираешься сдержать свое обещание? – спрашиваю я.
Ее брови хмурятся.
– Какое обещание?
Значит, она ничего не помнит. Это имеет смысл. В конце концов, Алисии не должно быть места в ее воспоминаниях.
– Я хочу расстаться. – Она качает головой с горьким смехом. – Вообще-то, нет. Мы никогда не встречались, поэтому я хочу покончить с тем, что у нас есть, прямо сейчас.
Мой левый глаз дергается, но я продолжаю молчать. Если я заговорю, то сразу перейду к действиям. Я прижму ее к кровати и выкину эту идею из ее головы.
Но