Что ты скажешь в оправдание всех своих сладостных утех и измен? – Он обжигающим янтарём смотрел на меня, он произносил слова так, будто выжигал ими воздух.
Я начал задыхаться. Я задышал часто и стал давиться собственными вдохами.
– Ты даже не объяснился! Ты не осмелился посмотреть ей в глаза! – Жёстко бросив в меня словами, добавил делец.
Я вздрогнул.
– Ты забыл причину её одиночества в темноте перед закрытой дверью! – Договорив, он расхохотался как умалишённый.
Молча, я посмотрел на полароидную цветную фотографию, потом на книгу в своих руках и вспомнил улицу Сквозняков. В памяти мелькнуло неясное видение как, поздно опомнившись, осознал, что потерял её навсегда. Как выбежал в ночь, как долго до хрипоты кричал её имя. Как безнадёжно искал. Как стоял один на один посреди холодной улицы…
– Нам пора, – строго сказал Малахий.
Не поднимая глаз, я поплёлся за ним, смотря себе под ноги. В моих ушах гремел смех дельца, что-то ныло во мне и корчилось. Будто наизнанку вывернули душу. Вывернули, выкрутили и рассыпали под ногами как мусор.
***
– Ну, что, так и будешь сидеть, нюни распускать? – Малахий поставил между нами деревянные кружки. От запаха сомнительного пойла я перестал заниматься душевными раскопками и поднял голову, затем взгляд и уставился на его шикарную копну волос.
– Цвет естественный, – довольствуясь своей шевелюрой, сказал он. – И чуть склонившись над столом, словно собираясь выдать глубокую тайну, добавил: – Видишь вон ту стойку с различными склянками?
Я беглым взглядом посмотрел по сторонам и обнаружил, что мы находимся в забытом богом месте. Судя по всему бога здесь никогда и не было, как впрочем, и благих намерений. Проще говоря, бог не слышал об этой таверне, которая носила вполне характерное для неё название – «taverna veselogo dyavola». Написано было латиницей, причём коряво и криво, будто кто-то учился писать, взяв в свои руки лезвие ножа. Этот кто-то (надо отдать ему должное) очень даже постарался выцарапать эту надпись на трухлявой широкой доске, прибитой над барной стойкой. На неё-то и смотрел Малахий своими малахитовыми глазами.
– Ты же говорил, что в здешних местах лучше не задерживаться и тем более не вкушать местных яств. – Недовольно пробухтел я, пытаясь понять, на что похож запах пойла.
Малахий улыбнулся и с явным наслаждением потянулся к своей кружке. Сделав пару жадных глотков, он высокопарно произнёс:
– Лови момент! – Его глаза заблестели. – Другой такой с таким душистым элем нет, и никогда не будет!
Я нахмурился.
– С каких это пор ты стал ханжой?
Я не ответил и отодвинул от себя кружку. Малахий усмехнулся и откинулся на спинку стула.
– Это конечно не фиговый плод, – искушая самого себя, сладко запел он, искоса посматривая на барную стойку, – но обзавестись такой бутылочкой было бы неплохо. К тому же в них не яд, а нечто похуже. Испив хоть раз той дряни, ты на веки вечные станешь рабом. – Он ехидно улыбнулся. –