умолк.
Кардинал Кшыжовский стоял на мосту Путни. Он питал к нему особую слабость. Эта арочная конструкция, переброшенная через Темзу, чем-то напоминала ему мосты Рима.
Кшыжовский осмотрелся, не увидел никого, кто был бы ближе чем в пятидесяти метрах, и разжал пальцы. Сотовый телефон тихо булькнул и погрузился в воды Темзы. Кардинал на всякий случай схватился за голову наигранным жестом отчаяния. Но нет. Никто не обратил внимания на случившееся. Что ж, слава Господу нашему.
– Джеймс, вам надо ставить памятник, – сказал Артур. – Камин разожжен, жилище прогрето. Надпись на памятнике будет гласить: «Лучшему дворецкому Британии».
– Я предпочел бы «Шотландии», сэр. И если уж памятник, то, если можно, еще не сейчас.
Артур расхохотался.
– Ну что вы на это скажете, милая Эли? Этот горец в карман за словом не полезет.
– Как и любой настоящий горец, сэр, – бесстрастно заметил дворецкий.
– Джеймс! – позвала Робертсона Эли. – А не трудно ли вам будет плеснуть мне – нам – еще по чуть-чуть бренди?
– Нет ничего проще, мэм, – с улыбкой, поднявшей его густые бакенбарды торчком, ответил дворецкий, шагая к бару.
Через несколько секунд два бокала и бутылка бренди стояли на столе, за которым расположились Эли и Артур. Ловким профессиональным движением Робертсон наполнил бокалы на треть и словно из воздуха материализовал изящное фарфоровое блюдечко с дольками лимона.
– Артур, и где водятся такие волшебники? – сверкнув белоснежными зубами, поинтересовалась Эли.
– В горах Шотландии, Эли. Это еще что! В юности, как мне рассказывали, он бегом загонял по холмам оленя.
– А слышали бы вы, мэм, как я играю на волынке, – мечтательно произнес дворецкий. – Особенно An Eala Bhàn…
– «Белая лебедь», – перевела Эли. – Одна из моих любимых мелодий. Не делайте удивленных глаз, Артур. На каком языке я отдавала вам команды в том подвале? Ну да, я знаю гэльский, с полдесятка древних языков и примерно столько же европейских. Как вы сказали: если бы за каждую страницу проработанных учебников мне давали бы пинту пива…
– Наоборот, Эли, наоборот. – Артур рассмеялся. – А какой пышечкой вы при этом стали бы!..
– Ну уж нет, – отрезала Эли. – Меня моя фигура вполне устраивает.
– Меня тоже, – торопливо вставил Артур.
– Консенсус достигнут, – сказала Эли. – Бренди выпит… почти. Не пора ли нам вернуться к делам, очень даже насущным?
– Прошу прощения, Эли, – сказал Артур. – Но, взглянув на ваши ручки, я вспомнил…
– Только теперь шутки в сторону, – нахмурившись, отреагировала Эли. – Да и комплименты тоже. Артур, ваше, а может, и наше положение очень серьезно, и…
– И вот что я вспомнил. Бандитов в подвале было четверо. Но на руках двоих из них, включая монсеньора, были черные шелковые перчатки.
– Монсеньора?
– Старший этой четверки. Он предложил называть его так. Я не спорил. Тем более что и остальные головорезы так к нему обращались.
– Второго в перчатках тоже титуловали