Слабо пробормотал Гастон.
Девочка стремглав бросилась за дверь. А Марта удивленно уставилась на мужа. Неужто и впрямь дело плохо?
Да куда уж хуже. Беднягу Гастона ужалила змея. Проклятая видно притаилась в куче соломы и в сумерках, крестьянин ее не заметил. Ему становилось все хуже и хуже и к приходу знахарки, он вовсе не мог пошевелиться. Нога его распухла и покраснела. Холщовый лоскут, смоченный водой, мигом высыхал на его голове. Видно у несчастного был сильный жар.
Ортанс и Флоримон стояли, открыв рот, да бестолково таращились на отца.
Что только не делала знахарка Мадлен. И жгла над изголовьем больного травы, что бы отогнать змеиный дух. И прикладывала к ноге нож, что бы «разрезать боль», и шептала заговор от яда. Гастон лишь стонал, а опухоль на ноге не уменьшалась.
– Лучше вам позвать господина священника, – пробормотала старуха Мадлен. – Видно час бедняги Шайо пробил и никто не сможет ему помочь.
Рене заливаясь слезами, со всех ног бросилась вон. Но пробежав половину дороги, свернула совсем в другую сторону от церкви. Не прошло и четверти часа, как девочка отчаянно заколотила в дверь господина лекаря.
Ах, с каким удовольствием, Марта наградила бы непослушную девчонку славным подзатыльником! Паршивка привела лекаря Бурже. Несчастному мужу все равно не помочь, а господину Бурже придется платить за визит.
Лекарь хмуро осмотрел больного и сердито пробормотал:
– Вот бестолковые! Отчего вы сразу не позвали меня? Беднягу можно было попытаться спасти. Теперь вам и впрямь осталось звать священника!
К несчастью, лекарь оказался прав. Не прошло и часа, как Гастон отдал Богу душу. Дом немедля заполнили соседки, надо приготовить бедного господина Шайо в последний путь. Ортанс и Флоримон громко завывали, завистливо поглядывая, как мать достает из сундука припрятанные монетки для лекаря.
Лишь бедняжка Рене, забившись в чулан со старыми корзинами, заливалась горючими слезами от жалости к отцу.
Не прошло и двух месяцев со дня похорон, как Марта решила избавиться от навязанной приемной дочери раз и навсегда. Дождавшись, когда девочка отправится пасти гусей, мать зазвала в кухню старших детей.
– Ортанс, Флоримон, некому теперь позаботиться о нас бедных сиротках. Мы должны беречь каждый кусок. Негоже нам тратиться на приемыша. Девчонка больше съест, чем наработает. Вот что, я дам вам семь экю.
При этих словах, глаза сына и дочери блеснули жадностью. Марта заметила это и, нахмурив брови, покачала головой.
– Деньги вовсе не для вас, сделаете дело, получите по одной монетке. Завтра на рассвете, возьмете нашу повозку и отвезете Рене в город. Я сама не могу отлучиться из дому. В городе отыщите монастырь Святой Урсулы, пойдите к настоятельнице и упросите принять девчонку. Отдайте деньги и посулите, что за нее исправно станут платить каждые полгода. Так мы, наконец, избавимся от лишнего рта.
– Как думаешь, сестрица, – спросил Флоримон, запрягая лошадь. – Не слишком ли жирно каждые полгода платить за