глядя на него. Животное забавно шевелило ушами и тянуло носом, словно пытаясь по запаху определить людей. Артур встал вместе с остальными напротив учителя и горестно покосился на животное; он уже сердцем почувствовал что-то нехорошее. Учитель же дождался, когда остальные соберутся, и провозгласил громко и радостно, словно возвещая о скором внеплановом пиршестве:
– Сегодня мы будем стрелять из лука.
Напряженное молчание послужило ему ответом. Юношеские лица были направлены в сторону учителя, но ни одно из них не выражало тех эмоций, которых, судя по всему, ждал господин Шандонэ.
– Что же, разве вы не любите стрелять из лука? – с наигранным удивлением поинтересовался учитель.
– Мы не видим мишени, господин, – ответил тогда Джехар за всех. Голос его дрогнул, как натянутая тетива.
Господин Шандонэ хмыкнул с явным неодобрением.
– И правда не видите?
Несколько ребят посмелее робко покачали головами.
– Как же так случилось, что у вас у всех разом отказало зрение? Разве наш школьный врач столь некомпетентен, что не смог предотвратить данное вредоносное заболевание? Между тем, вот и мишень, перед вами. Отличная, надо сказать, мишень, – с этими словами он по-хозяйски положил ладонь на голову олененку, отчего тот забавно задергал ушами, пытаясь сбросить с себя непривычную ношу.
Узники Доргейма хмуро переглядывались между собой. Задиристый Спайки, суровый и непреклонный Джехар, циничный Чанг, да и все остальные с неприкрытой жалостью смотрели на будущую жертву. Какими бы испорченными и черствыми не казались на первый взгляд обитатели колонии, тем не менее они, судя по всему, таковыми не являлись на самом деле. Так или иначе, они были вполне способны понимать ценность другой жизни, и отнимать ее просто так, потехи ради, им вовсе не хотелось. Даже Оделян смутилась, не зная, как реагировать на слова учителя. Артур догадался, что ранее ребят не заставляли оттачивать свое мастерство на живых мишенях.
Заметив всеобщую растерянность, учитель прокашлялся, а затем принялся убеждать, пуская в ход все свои ораторские уловки. Суть его речи заключалась в том, что будущим бойцам следовало бы заковать сердца в броню, дабы они не дрогнули при встрече с настоящими испытаниями. Действительно, им впоследствии предстояло воевать с живыми людьми, а не манекенами. Если они не научатся отнимать чужую жизнь теперь, немедленно, то, следует полагать, не смогут и потом. А еще учитель настаивал на мысли, что только по-настоящему храбрый человек может забрать другую жизнь; ведь одно дело отвечать только за самого себя, и совсем другое – дерзнуть распоряжаться судьбой других людей.
– Да и потом, – закончил свою речь учитель, – у вас действительно нет выбора. Вы уничтожите лишь небольшую часть (притом не самую лучшую!), а взамен спасете тысячи обреченных, которых каждый год прогоняют с дерева без средств на существование, что равносильно смертной казни. Но, к сожалению, часть может состоять из людей