и день вступает в свои права. Его Императорское Величество пожелал поблагодарить моих родителей, так что они снова вместе, впервые за двадцать лет. Журналисты спрашивают у них, что они чувствуют, те задыхаются от избытка эмоций и не могут отвечать на вопросы. Я не хотел такой помпезной церемонии, но что поделать – героизм есть героизм. Моя душа возносится к небу вместе с моим прахом и парит среди набитых телевизионщиками вертолетов и голубей. Я усаживаюсь на гигантские ворота-тори[15] – они такие огромные, что под ними мог бы свободно пройти военный корабль, – и наслаждаюсь возможностью читать в людских сердцах, которую дарует смерть.
«Мне не следовало покидать этих двоих», – думает моя мать.
«Мне не следовало покидать этих троих», – думает мой отец.
«Интересно, смогу я оставить себе задаток?» – думает Бунтаро Огисо.
«Я так и не спросила, как его зовут», – думает моя официантка.
«Ах, если бы Джон был сегодня с нами, – думает Йоко Оно. – Он написал бы реквием».
«Ублюдок, – думает Акико Като. – Источник пожизненного дохода безвременно иссяк».
Лао-Цзы смеется, заходится кашлем и судорожно ловит ртом воздух.
– Ой-ой-ой! Да такого ливня не было года с семьдесят первого. Должно быть, конец света. По телевизору говорили, что он вот-вот наступит.
Едва он успевает это произнести, как ливень прекращается. Беременные женщины смеются. Я думаю об их младенцах. Что возникает в их воображении все эти девять месяцев взаперти? Горные потоки, болота, поля сражений? Для людей, когда они еще не вышли из материнского чрева, воображение и реальность, должно быть, одно и то же. Снаружи пешеходы опасливо смотрят вверх и поднимают ладони, проверяя, идет ли еще дождь. Зонтики закрываются. Облака-декорации уезжают со сцены. Дверь кафе «Юпитер» со скрипом отворяется – помахивая сумкой, входит моя официантка.
– Вы не особенно торопились, – ворчит Вдова.
Моя официантка кладет на прилавок коробку с фильтрами.
– В супермаркете была очередь.
– Вы слышали гром? – спрашивает Ослица, и тут мне кажется, что она не такой уж плохой человек, просто натура слабая: попала под влияние Вдовы.
– Конечно, слышала! – фыркает Вдова. – Моя тетушка Отанэ однажды услышала такой гром, что пролежала без чувств целых девять лет.
Почему-то мне кажется, что Вдова подделала завещание и спустила тетушку Отанэ с лестницы.
– Чек и сдачу, если позволите. В головном офисе меня считают образцовым бухгалтером, и я не намерена портить свою репутацию.
Моя официантка подает ей чек и стопку монет. Безразличие – мощное оружие в ее руках. На часах два тридцать. Зубочисткой я рисую в пепельнице пентаграммы. Мне приходит в голову, что, прежде чем подниматься в офис Акико Като, я должен по крайней мере удостовериться, что она находится в «Пан-оптиконе», –