нешуточную жестокость. Их тяга к омерзительному словно бы вырвалась из-под спуда – впрочем, насчет спудов Рэйчел уже привыкла сомневаться благодаря своему дяде Уильяму Парслетту. Возможно, модные Чепмены имитировали свою глумливость так же, как немодный Парслетт имитировал свою развращенность.
Как бы то ни было, братья надругались над картиной Брейгеля по полной программе: они исковеркали лица всех персонажей, пририсовав им свиные хари и трупных червей, вылезающих из глаз. Так поступили они с разбойниками, фарисеями, апостолами, легионерами, не пощадив и Христа. Рэйчел стало вдруг до боли жаль несчастную картину Брейгеля, жаль растерянного Христа, которого словно бы приговорили к удвоенному унижению и к еще одной казни, жаль злобную толпу, жаль святую Веронику, печально взирающую на свое оскверненное сокровище, жаль аграрную даль, где громоздились синие скалы с замками, гигантскими мельничными жерновами, посиневшими от своей удаленности в пространстве, и хрупкими виселицами, торчащими на горизонте, как сухие болотные цветы.
Надругавшись над этой картиной, Чепмены надругались над молодым сердцем – сердцем Рэйчел Марблтон. Рэйчел пришла сюда, чтобы написать о Чепменах статью, но она никак не ожидала, что испытает по отношению к ним ненависть. Это чувство ненависти не было приятным или бодрящим, это была безысходная, униженная, даже надломленная ненависть – но от того еще более острая. Эта ненависть застигла ее врасплох, как застигла ее врасплох сама эта истерзанная картина Брейгеля, истерзанная, как Христос, на ней изображенный. До сего дня она полагала, что неплохо знакома с творчеством Чепменов, но эта работа стала сюрпризом. Отвратительным сюрпризом.
Внезапно почувствовав себя скверно не только душевно, но и физически, Рэйчел торопливо перешла в следующий зал, одновременно пытаясь справиться с гадостным ощущением, которое вряд ли могло ей помочь в ее работе над статьей.
В следующем зале, который был предпоследним и огромным, громоздилась самая грандиозная, самая трудоемкая и кропотливая, самая гигантская и значительная работа Чепменов – инсталляция «Ад». В полутьме этой огромной залы стояло множество стеклянных витрин, подсвеченных мягким золотистым светом. Витрины смыкались друг с другом краями, образуя сложный лабиринт, по которому следовало бродить, вглядываясь в то, что творилось в витринах. Там тысячи маленьких фигурок – размером не более классических детских солдатиков – испытывали адские муки в адском ландшафте. Жертвами и терзаемыми грешниками в этом аду были фашисты, то есть фигурки, одетые в немецкую нацистскую униформу. Терзали их нагие мутанты и мутантши, мутантята и мутантессы – существа, представляющие из себя уменьшенные подобия чепменовских скульптур: ветвящиеся, многоглавые, многоногие, мультигенитальные, отчасти сросшиеся друг с другом создания подвергали фашистов бесчисленным мукам и терзаниям: они протыкали фашистов, потрошили, распинали, жгли, сдирали с них