дочь! Ты – падшее существо!
Некоторые слова имеют очень страшное воздействие на человека. Слова эти будто имеют холодные, ржавые зазубрины, распарывают плоть, входят глубоко-глубоко. Их не достать, не забыть. Никки бросила телефон, покинула террасу и побежала к пирсу. Это не было проявлением помутнения сознания. Хотя со стороны казалось, что Никки сошла с ума: она бежала и кричала, бежала и кричала… А в голове ее крутились воспоминания: как она нашла неоксетин в вещах Джел; как хранила тайну подруги и пыталась откормить ее; как сказала Джел, что та для нее уже умерла, так что пусть продолжает морить себя голодом; как унижала Джел, зная, что той плохо; как грубо послала ее на предновогоднем торжестве, после ссоры с Дианой и Калли. Джел была единственным человеком, что остался на ее стороне, но Никки хладнокровно пренебрегла ею.
– Никки, ты чего разоралась? – Элай выбежал на улицу. Никки продолжала путь к пирсу. – Никки…
Нельзя ей жить больше. Не имела она на это права. Если уж Леда, та самая Леда, что вырастила ее, по-настоящему любила и заступалась за нее даже тогда, когда вина Никки была очевидна, если она высказалась о сестре подобным образом, вынесла ей такой приговор, то… нет больше смысла продолжать эту жизнь. Пусть море проглотит ее грешное тело, пусть жуткие подводные монстры разорвут ее плоть, а черти растерзают ее подлую душу, зато она больше не будет чувствовать вины, не будет осквернять этот мир!
Я знала, что Никки готова покончить с собой, знала, что она не остановится. И поэтому я закричала:
– Никки!!!
А она уже достигла края пирса и вот-вот могла оказаться в объятиях смерти, но… Никки, к счастью, услышала меня, почувствовала наконец мое присутствие, замерла. И тут чьи-то руки обхватили ее талию и потянули назад.
– Никки! – раздался крик Элая.
Парень оттащил ее от края пирса, самого опасного места, где волны с легкостью могли дотянуться до них и утащить в морскую преисподнюю. Разумеется, теперь, оказавшись в безопасности, в объятиях Элая, Никки подумала, что ей померещился голос Джел.
– Ты что?.. – тихо спросил Элай, не отпуская ее, судорожно дыша ей в ухо.
– Джел… все… Это я виновата… Я во всем виновата!
Элай еще крепче прижал к себе Никки, боясь, что та попытается вырваться, чтобы повторить попытку самоубийства. Но Никки только вновь истошно закричала. Закричала так, будто она все-таки прыгнула в море; так, будто стая хищных рыб разрывала на кусочки ее тело; так, будто черти вставляли в нее раскаленные прутья, и сам дьявол пританцовывал рядом, придумывая еще более изуверские пытки.
Элаю тоже хотелось кричать, да только из-за той же вины, с каждой секундой все увеличивающейся и набирающей силы, и из-за внезапного осознания, что если бы перед ним стоял выбор: спасти Рэми, приставившую лезвие к вене, или же Никки, бегущую к пирсу навстречу смерти, то он, не раздумывая, побежал бы за последней. Прежде такие мысли никогда бы не посетили его. Прежде Рэми была для него центром Вселенной, его владычицей, его любимым проклятьем. А теперь… Что все это значит? Что с ним происходит?
И