что-нибудь с этими вихрами?
Я стянул шапку.
– С этими-то?
Она подошла и слегка взъерошила мои волосы, застав меня тем самым врасплох.
– Ну, лысина тебе точно не грозит.
Я натянул шапку обратно.
– В общем, если передумаешь насчет ужина – приходи. Можно даже поздно.
– Ладно.
Когда я открыл ей дверь, Хейли снова посмотрела мне прямо в глаза, и у меня опять возникло то самое «непонятное чувство».
– Не понимаю, как звонок домой может растянуться на целый вечер. Но как знаешь, конечно.
Слегка помахав рукой на прощание, ушла.
И только спустя несколько часов я обнаружил, что она оставила в хозяйской ванной полотенце и сумочку с туалетными принадлежностями.
В тот вечер я так и не пошел ужинать к Хейли.
Но и домой не стал звонить.
Я доел шоколадку Майка, осушил целый пластиковый стаканчик водки, поиграл на гитаре в ванной, а потом сделал что-то и вовсе странное: забрался в ванну и уснул. Понятия не имею, почему. Не то чтобы меня срубило на месте. Просто не хотелось идти ни в гостиную, ни в спальню. Я положил гитару Майка на пол, залез в ванну, съехал немного вниз, чтобы опереться головой о край, закрыл глаза и стал размышлять о жизни.
Дома у меня было четкое представление о себе, но здесь, в Нью-Йорке, от него не осталось и следа. Тут все как-то завертелось, вышло из-под контроля. А теперь я вдобавок был чертовски голоден. Кто-то словно выкручивал мои внутренности, как половую тряпку.
Мне хотелось одного: поговорить по душам с мамой, как в старые добрые времена.
Но это было невозможно.
Проснулся я с легким похмельем. Оливка сидела на крышке унитаза и внимательно смотрела на меня. Мне вдруг стало чертовски стыдно. Да, перед кошкой. Серьезно. Я не хотел, чтобы она застала меня в таком виде. Спящим в ванне. Говорят, животные гораздо лучше считывают эмоции, чем люди. Так вот, интересно, что Оливка тогда поняла обо мне?
Хотя нет, лучше мне этого не знать.
Вылезая из ванны, я услышал, как Хейли постучала в дверь. Натянув шапку, я бросился в прихожую и уже хотел было открыть, но тут меня вдруг охватила паника. Одежда! На мне были те же джинсы и рубашка, что и накануне. И ведь не сделаешь вид, что ночевал где-то еще.
Распахнув дверь, я выпалил:
– Ну вот, сегодня я весь вымазался в кетчупе. Пришлось переодеться во вчерашнее.
В руках у Хейли, стоявшей на пороге, на этот раз была не только сменная одежда, но и тарелка с маффинами.
– Я испекла их утром, – произнесла она, не обращая внимания на мою ложь про кетчуп, – и решила, что надо куда-нибудь их срочно отнести, а то сама все слопаю за четверть часа.
– Спасибо, – ответил я, снова испытывая прилив каких-то странных чувств.
Хейли не отдала мне тарелку; вместо этого она отодвинула