Холли Блэк

12 историй о настоящей любви (сборник)


Скачать книгу

поесть.

      Срочно.

      Но нельзя.

      Только не сейчас, пока Хейли еще здесь. Она не должна узнать, насколько я голоден. Иначе она поймет, что у нас совершенно разный уровень жизни. И, скорее всего, перестанет приходить сюда, чтобы воспользоваться душем.

      Я вернул пленку на место, закрыл холодильник, сел на диван и притворился, что читаю.

      Выйдя из ванной, Хейли первым делом отправилась на кухню и открыла холодильник.

      – Да что с тобой такое? – спросила она, возвращаясь в гостиную. – Серьезно, Шай.

      – Ничего такого, – ровным голосом отозвался я.

      Несколько секунд она смотрела на меня, покачивая головой, а затем махнула рукой и вышла из квартиры.

      Убедившись, что она не собирается внезапно вернуться, я рванул на себя дверцу холодильника и вытащил тарелку с маффинами. Потом уселся на пол, схватил кекс, засунул его в рот целиком и принялся жевать. Жевал его и жевал – а второй держал уже в руке, готовясь тут же отправить вслед за первым.

      И вдруг заплакал.

      Сам не знаю, почему.

      Первый раз со дня маминых похорон я почувствовал, что щеки стали мокрыми от слез. И, как ни странно, это было так приятно. Я ощутил себя живым. Наверное, потому что вспомнил о маме. Да и снова наполнить желудок – просто здорово.

      Я сидел на полу очень-очень долго.

      Ел и плакал.

      Плакал и ел.

      Стараясь не думать ни о чем, кроме маффинов Хейли.

Как бы это могло быть?

      Возможно, у нас со стариком больше общего, чем мне казалось.

      Помните, я рассказывал о том, как моей сестренке иногда приходится силком тащить его за стол? Вот что-то в этом роде Хейли пришлось провернуть со мной сегодня.

      Она вернулась часов в семь, но на этот раз не для того, чтобы воспользоваться душем. Молча схватив за руку, она потянула меня на лестницу, в лифт, и дальше – в свою наполненную ароматами квартиру, и усадила за обеденный стол.

      – Ни с места, – скомандовала она мне, будто немецкой овчарке, а затем пошла на кухню и открыла дверцу духовки.

      Я сидел, разглядывал свои руки и вспоминал о доме.

      У нас, в семье Эспиноза, канун Рождества всегда был лучше самого Рождества. Все кузены и кузины, дяди и тети приходили в гости к бабушке, дом наполнялся запахом тортилий[8] и соуса чили. Тетушка Сесилия приносила тарелки с горками сладких тамале[9]. А дядюшка Гильермо тайком угощал нас текилой «Patrón» из бутылки, которую всегда заворачивал в подарочную бумагу («Рождественский подарочек для меня любимого!») В гостиной мужчины обсуждали работу, на кухне женщины обсуждали мужчин. В доме звучал смех. Даже если кто-то ронял стеклянную рамку для фотографий или хрустальную фигурку, мы просто хохотали над этим – все, даже бабушка, сметавшая осколки в старинный железный совок.

      Дом. Эх…

      Как же я соскучился по нему, черт возьми.

      Соскучился по ним.

      – Ни за что не позволю тебе сидеть голодным в канун