Алексей Албаров

Труфальдина с Лиговки


Скачать книгу

была дверца прямо в пруд. После бани прямо в пруд – или отплываешь, или ныряешь, там холодные ключи со дна бьют. Встряхнула головой, отгоняя воспоминания.

      – Кто это рассказал?

      – Дак нескольких человек немцы не поймали, они со стороны видели. Да и трое первых из люка успели переплыть пруд и уйти в лес.

      – А женщина, которая меня привела?

      – Это Матрена, она у нас за старшую. Она местная, но ее тогда в деревне не было. – Немного помедлила. – А сын с дочкой и свекровь сгорели. Говорят, она вначале как бы не в себе была, все у пруда сидела или бродила. Это она икону на пепелище нашла. Вот после этого и начала церковь восстанавливать, потом и народ начал ей помогать.

      Я достала деньги, что были со мной, банку тушенки и буханку хлеба.

      – Берите.

      – Да ты что, тут же много.

      – Я же не вам лично, а на храм.

      – Ну, тогда спасибо, я все Матрене передам.

      Вернулась в Ленинград, никуда больше не заходя, отправилась на Московский вокзал.

      Часть I. Детство, отрочество и юность

      В вагоне сняла вещевой мешок, он был почти пустой, но нащупала что-то твердое, достала, это была книга «Детство. Отрочество. Юность».

      Родилась я еще в Петрограде, но помню только Ленинград, в котором прошли мои детство, отрочество, юность.

      Глава 1. Детство

      Мое первое воспоминание – огромный коридор коммуналки. Длиннющий коридор, на стенах которого висело все что угодно: корыта, одежда, вязанки лука, еще какие-то продукты. Нас, детей, больше десятка, и постоянно все в коридоре. Днем, когда взрослые разбредались по делам, можно было поиграть на огромной кухне. Когда на кухне собирались взрослые, иногда мы забирались под столы, их было, кажется, пять, три стояли вдоль стенки в ряд, и мы играли под ними. Мне было хорошо, потому что самый главный у нас – Витька. Он учился уже во втором классе, моя мама ему помогала в учебе, и поэтому он меня всегда защищал. Это было интересное время: папа учился в институте, мама сидела дома со мной и братом, которому тогда было около двух лет. Она давала частные уроки, так как жили мы бедно. Смутно помню, что иногда уроки она давала за какие-нибудь продукты, которые студентам присылали родные из деревни, а в иных случаях и вообще бесплатно. Многие студенты были из деревни, кто-то из них с детства воевал, иностранные языки для них были как бич божий. Наша комнатенка совсем маленькая, поэтому играть с братом выходили в коридор, тем более, когда мама давала урок.

      Мне было интересно, и мама понемногу учила и меня. Когда мне исполнилось пять, мама начала учить меня уже всерьез, вторник у нас был французский; когда рядом не было никого из взрослых, мы с мамой говорили только по-французски. Четверг был немецкий. Кроме того, мама учила меня шить. Это было необходимо, одежды в то время не было, покупали на толкучке старые вещи. Их нужно было ремонтировать или перешивать. Через некоторое время мама купила швейную машинку «Зингер». Я слышала, как они говорили о ее покупке с папой. Мама говорила, что закрывают швейные мастерские, поэтому