Иногда на дачу приезжала Алена, с ней Даша и Ксения общались доброжелательно. Алена тоже хорошо ко мне относилась. Именно Алена, когда мне исполнилось семь лет, отвела меня к Элеоноре Витольдовне. Та меня расспрашивала про школу, что я читаю сама или читают мне, играю ли я и на каких инструментах, посадила за рояль. После этого я пришла к ней с мамой, с мамой она разговаривала холодно, но в результате я стала ходить к учительнице музыки, которая учила меня не только музыке, но и танцам, пению и давала список книг, которые надо прочитать. В основном книги были старых писателей, было много сборников стихов, некоторые стихи она мне задавала учить. Также примерно раз в месяц с мамой или Аленой я ходила в гости к Элеоноре Витольдовне. Она меня экзаменовала. Я ее побаивалась.
Когда я еще училась в начальных классах, обратила внимание, что приезжие из деревни были расстроены и угрюмы. На мои расспросы мама сказала, что я еще маленькая, чтобы понимать такие вещи, но достаточно большая, чтобы знать: никому об этом не надо рассказывать. Когда мне было восемь лет, отца уволили с работы, исключили из партии, он сидел дома расстроенный и, кажется, напуганный, хотя мне раньше казалось, что он ничего не боится. Он, всегда такой сильный, вдруг стал слабым, казалось, даже ростом стал меньше, кончики его усов уже не смотрели вверх, обвисли.
Мама оказалась сильнее. Она не кричала, но говорила жестко, уверенно. Случайно я услышала, как она говорила папе: «Ты же всегда стоял на линии, выступал против оппозиции, никаких связей с Промпартией не имел. Если дядя откажется помочь, скажи ему, что вслед за тобой могут заняться и им». Собрала чемодан и выпихнула папу за дверь. Нам она сказала, что у папы заболела его мама, наша бабушка, он уехал ее навестить в деревню. Потом попросила меня снять гитару с ковра. Затем сама сняла ковер вместе с шашкой, завернула его и унесла. Похоже, с тех пор до настоящего момента я этого ковра с шашкой и не видела.
Через два дня я проснулась ночью от громкого стука в дверь. У нас в это время было уже две комнаты в коммуналке. Поэтому к нам с братом пока не входили, но вот дверь открылась, зашли военный и штатский, они оглядели комнату, потом ласковым, но каким-то приторным голосом начали расспрашивать, где папа. Брат испуганно молчал, я сказала, что папа уехал в деревню к бабушке. Через полчаса они ушли, мама успокаивала нас, но мы с братом так и не заснули до утра. На следующий день мама ушла. Потом пришла Алена, взяла чемоданчик, который мама собрала раньше, и отвезла нас на дачу к дяде Паше. Там я услышала очень странные слова – я подошла к кухне, но еще не вошла, когда Ксения сказала Даше, что это наказание за то, что он служил Антихристу. Я развернулась и ушла. Не знаю почему, я почувствовала, что это она о папе. Через некоторое время к нам подошла Даша, и мне и Борьке надела на шею крестики, сказала, чтобы мы их поцеловали, и поцеловала нас обоих в голову.
Потом приехала мама, забрала меня и отвезла к Элеоноре Витольдовне. Элеонора приняла нас хорошо, предлагала маме тоже пожить у нее. Тогда мама сказала, что это ее крест, она