беглецы ее освоили. А Сяо Тун выдавали за больную мать, потому что ей сложно было поддерживать какую-то еще технику, кроме восстановления. Кто же по доброй воле побеспокоит больную матушку гостеприимных хозяев?
Если в том замшелом домике действительно Сяо Тун, больная, серьезно раненная – тем более ее нужно было забирать. И как можно скорее. В теплый дом, к лекарям клана, а пока ее будут лечить – поговорить с отцом, с ней. Джинхэй Вэйшенг верил, что все произошедшее – недоразумение и стоит только разрешить его словами: Сяо Тун извинится перед отцом за побег и вернется под защиту клана. Слухи – да и плевать на них.
Тем временем девушки разложили еду и поторопились уйти, чтобы не мешать братьям. И не смущаться, что посуды у них было не так много и та – самая простая. Даже если это и были Лин Ху и Фа Ханг, у которых с собой только походный набор, – тут все кричало о бедности. Если эти люди жили тут постоянно, то уму непостижимо, как им хватало этого немудреного скарба, чтобы дотянуть до весны. Еще и с больной матерью. Джинхэй Вэйшенг, знакомый с понятием бедности понаслышке, решил, что он все-таки прав. Все это – лишь иллюзия, и совсем рядом, всего в паре стен от него, страдающая от боли и слабости невеста.
– Как только все заснут, я проберусь в дом, – негромко сообщил он, словно бы самому себе. Братья перестали есть, уставились на старшего.
– Боже, какой позор… – вздохнул младший. – Раньше про твою невесту слухи ходили, но их все затмишь ты, прослыв бесчестным насильником, еще и слабых, больных женщин.
Средний брат лишь хохотнул. Младший просто очень хотел его остановить. Он был убежден, что они ошибаются, хотя совпадений было слишком много: рост лжесестер, таинственная мать в пристройке, да и само это место выглядело слишком уж наспех обжитым. Джинхэй Вэйшенг был убежден, что они на правильном пути. Он сделал вид, что лег спать, сразу после ужина.
Он так и не понял, куда делась раненая лошадь, ее ржания не было слышно, сюда, в сарай, ее не приводили. Скорее всего, именно из-за нее в доме долго ходили и шумели: разделывали мясо. Младшие братья, уставшие от бесконечной погони, заснули.
Когда в доме все окончательно стихло, славный наследник клана Джинхэй, лучший из его представителей, который выглядел и поступал как герой легенд, выбрался из ветхого сарая, подобно вору, пригнувшись и стараясь не шуметь. Он уже ни о чем не думал. Его целью была пристройка, и он всеми силами удерживался от того, чтобы не начать сразу ломать стену.
Он никому никогда не говорил о своих чувствах. Для остальных, в том числе и для братьев, это было просто восстановлением справедливости: Сяо Тун никто не обучал бы заклинательскому делу, не дал бы оружия, не показал бы мир. Она так и прожила бы в своей деревне около моря всю жизнь. Клан и лично Джинхэй Вэйшенг дали ей очень многое, а она ответила такой неблагодарностью, да еще и опозорила их. Все думали именно так, даже отец считал, что сын не может простить женщине нанесенной обиды и теперь хочет, чтобы все было по его воле. Возможно, только