господин Бонасье, до свиданья!
Кардинал сделал ему знак рукою, на который Бонасье отвечал, кланяясь до земли. Потом он вышел, пятясь, и из передней до кардинала донеслись его громкие крики:
– Да здравствует монсеньор! Да здравствует великий кардинал!
Кардинал с улыбкой слушал это шумное выражение восторженных чувств Бонасье. Когда же возгласы лавочника стали затихать в отдалении, он произнёс:
– Вот человек, который готов будет пожертвовать для меня жизнью.
Затем кардинал стал с величайшим вниманием рассматривать карту Ла-Рошели, развёрнутую на его столе, и стал карандашом прочерчивать линию, по которой должна была пройти знаменитая дамба, которая полтора года спустя закрыла порт осаждённого города.
Пока он сидел, погрузившись в стратегические планы, дверь раскрылась и вошёл Рошфор.
– Ну что? – спросил кардинал, поднимаясь с живостью, которая доказывала, какую важность он придавал поручению, возложенному на графа.
– Действительно, – отвечал тот, – молодая женщина лет двадцати шести – двадцати восьми и мужчина лет тридцати пяти – сорока жили – он четыре, а она пять дней – в домах, указанных вашим высокопреосвященством, но женщина уехала этой ночью, а мужчина – сегодня утром.
– Это были они! – вскричал кардинал, смотревший на часы. – Теперь слишком поздно преследовать их. Герцогиня, наверное, в Туре, а герцог в Булони. Настигнуть его теперь удастся только в Лондоне.
– Каковы будут приказания вашего высокопреосвященства?
– Ни слова о случившемся. Пусть королева ничего не подозревает, пусть не знает, что нам известна её тайна, пусть думает, что мы занимаемся каким-либо заговором. Пошлите ко мне канцлера Сегье.
– А что ваше высокопреосвященство сделали с этим человеком?
– С каким? – спросил кардинал.
– С этим Бонасье?
– Я сделал с ним то, что было должно: я сделал его шпионом собственной жены.
Граф Рошфор поклонился с почтением человека, сознающего превосходство своего учителя, и вышел.
Оставшись в одиночестве, кардинал сел за стол, написал письмо, запечатал его своей печатью и затем позвонил. Офицер вошёл в четвёртый раз.
– Позовите ко мне Витре, – сказал он, – и скажите ему, чтобы он готовился в дорогу.
Минуту спустя человек, которого он требовал, стоял перед ним, в сапогах со шпорами.
– Витре, – сказал кардинал, – вы тотчас же отправляетесь в Лондон. Не останавливайтесь в дороге ни на минуту. Передайте это письмо миледи. Вот чек на двести пистолей, подите к моему казначею и велите выдать вам эту сумму. Вы получите столько же, если вернётесь назад через шесть дней и если точно исполните моё поручение.
Гонец молча поклонился, взял письмо, чек и вышел.
Вот что заключалось в письме:
«Миледи!
Будьте на первом балу, на котором будет герцог Бекингем. У него на камзоле будет двенадцать алмазных подвесков, приблизьтесь к нему и отрежьте два из них.
Как только эти подвески