давнему «дорогому другу», фронтовому товарищу, рассказывает о дочерях: одна в Ленинграде кончает иняз, другая живет замужем в Черняховске (Инстербурге), памятному для нас по 45 году в Восточной Пруссии. Ах, гад!.. Молится ли он на нашего ротного Требуха за то, что там в В. П. он его под трибунал не отдал? Это лучше не вспоминать. Под такими воспоминаниями о войне – «хаос шевелится». Но сын его, матрос, погиб на войне. Наверняка он не все знал о своем отце. И слава богу…
«Милый Бушин!
Уже несколько дней я живу среди сосен и сирени. Идут дожди, живу, дышу, почти радуюсь. И думаю о Вас, и улыбаюсь при этом, может быть, глупо. Иногда удираю от всех своих и брожу одна по дачному поселку.
Вам не завидую, а разделяю Ваша радость от Крыма, от моего любимого Кара-Дага. Недавно прочитала интересное у Моруа. Увидимся – расскажу.
Всего хорошего, Бушин, милый.
Если захотите, увидите меня скоро.
Ирина».
Р.S. Когда виделись последний раз, потеряла серьгу с бриллиантом. Вот что значит грешить даже в помыслах…
ДВЕ ПОТЕРИ В ОДИН ДЕНЬ
Женщина сережку обронила,
На свиданье тайное спеша.
Целый день она себя бранила,
Ангельская грешная душа.
– Так тебе, беспутная, и надо, —
Все твердила бедная со зла.
И снедала душу ей досада,
И несчастней всех она была.
Но при этом – всех счастливей женщин,
Потому что милый уверял,
Что в тот день он потерял не меньше —
Разум свой и сердце потерял.
Все женщины, оставлявшие след в душе моей, были прекрасны. Ни одной стервозы или склочницы, ни одной сквалыги или зануды, ни единой тупицы или сплетницы, скандалистки или шантажистки. Я уж не говорю о женах, которых небеса дарили мне. Красавицы, умницы, загадочны как пушкинские русалки, что почему-то «на ветвях сидят», хотя им полагается быть в реке. Вот и жены мои – из вод. Одна явилась из Патриарших прудов (Ермолаевский переулок), другая – из Чистых прудов (Телеграфный переулок), третья – с Камчатки, то ли из Берингова моря, то ли из Охотского. Словом, ни одной Ксантиппы, а сплошь – Февронии. Повезло. И еще как!
Встреча с нобелиатом
4 ноября 70. Опалиха
Позавчера встретил Солженицына. Спускаюсь по эскалатору на пл. Маяковского, гляжу, а он поднимается. Надо вернуться, думаю. Ведь ни разу в жизни лауреата Нобелевской премии не видел в натуре. Поднялся наверх. Вижу, он стоит у турникета. Вроде замок у портфеля поправляет. Портфель здоровенный, как у меня, только новенький и, видать, туго набитый. Уж не нобелевскими ли долларами? Сразу подойти не решился, думаю, на улице лучше будет.
Ладно. Иду за ним. Одет он хорошо, современно: добротные зимние ботинки, узенькие штанишки, коротенькое светлое пальтецо переливает разными оттенками, прекрасная меховая шапка. Идет он ходко, шагает через две ступеньки вверх, должно, торопится.
Вышли на улицу Горького. Пошли к Пушкинской.