сопровождала Александра, которая предложила свою нежную поддержку.
«Что случилось?» – спросила Агафья Прокофьевна, заметив растрепанное состояние Софьи.
«Так ничего», – последовал слабый ответ Софьи, но он прозвучал пустым среди такого праздничного веселья.
«В самом деле? Ты плакала!» – заявил Ипполит Матвеевич достаточно громко, чтобы разом заглушить всю болтовню.
Неловкое напряжение наполнило воздух, когда Владимир Федорович резко вмешался:
«Я узнал кое-что весьма неприятное относительно ваших неосторожных отношений с мадемуазель Роше!»
За столом раздавались вздохи, подобные фейерверкам в канун Нового года – каждое слово разжигало пламя негодования среди собравшихся друзей.
«Это правда? Ты предал ее доверие?» – недоверчиво крикнула Агафья Прокофьевна в сторону Льва Николаевича, в то время как Ипполит Матвеевич прямо осудил его: «Подлый предатель!».
Атмосфера ощутимо изменилась, превратившись в атмосферу обвинений и возмущения; голоса звучали громче, чем раньше, пока не превратились в какофонию, заглушающую любое подобие вежливости или радости, которыми ранее делились за приготовлением ужина. Софья снова поддалась слезам, которые свободно текли по ее щекам, в то время как Агафья пыталась утешить ее среди этого хаоса – «Не бойся, дорогая», – нежно прошептала она, даже когда страсти разгорались вокруг них, как неконтролируемые лесные пожары. Невинно попавшая в эту бурю маленькая Елена крепко прижалась к Александре, ища убежища от гневных слов, небрежно брошенных повсюду, как камни, предназначенные для того, чтобы ранить сердца, а не чинить их.
Внезапно дверь снова распахнулась – не от ветра и не случайно, а от Петра, который шагнул внутрь.
«Что происходит? Почему все ссорятся?» – сквозь стиснутые зубы выдавил он, поднимая оружие в воздух. Сразу смолкли все споры, и воздух в комнате стал плотным от напряжения.
«Сейчас я посмотрю, кто здесь изменник!» – пронзительно произнес он, глядя на Льва Николаевича. Тот, с разбитыми глазами и полным недоумением, не мог найти подходящих слов, чтобы объясниться, он лишь замер, как вкопанный.
«Петя, не впутывайся в это!» – воскликнула Александра, подходя к нему, как будто бы могла остановить эту бурю. Тем временем, Софья зарыдала еще сильнее, обняв Агафью Прокофьевну, которая пыталась её успокоить. Гости начали робко перемещаться, не зная, что может произойти.
В угасающем свете дня поздней осени в большом зале поместья Беловых царила тревожная тишина. Остатки смеха и разговоров витали в воздухе, как призраки, не желающие уходить. Когда-то оживленное веселье на собрании испортилось, оставив после себя ощутимое напряжение, которое цеплялось за каждый уголок, как паутина в забытых комнатах. Софья Дмитриевна неподвижно сидела во главе изящного резного стола, накрытого тонким льном, ее руки были крепко сжаты вместе, как будто они могли сдержать бурю, назревающую в ее сердце. Ее глаза, когда-то яркие и манящие,