и виновато посмотрела на неё. Отец удивлённо заявил, поднимаясь:
– Да разве мы ссоримся? Так, разговариваем. Ну всё, отдохнули, пошли.
И они пошли дальше. Марина шла, крепко держа Лизу за руку, и смотрела по сторонам. Осень наступала неумолимо, и места, где они шли ещё день назад, изменились. Больше листвы на дороге, меньше на деревьях. И ветер холоднее. «По этой дороге мы шли туда, – думала Марина, – теперь идём обратно. Только туда шла одна маленькая девочка, а обратно – две».
Вечером, когда начало темнеть, они свернули с железной дороги в лес и, по выражению отца, «разбили лагерь». Лиза тут же заявила, что она ничего такого не разбивала и вообще ходила за хворостом.
Придирчиво оценив принесённые дочерьми ветки, он высказал своё одобрение и стал выкладывать костёр. Затем он поднёс палец, щелчок – и ветки вспыхнули.
«Странно, – подумала Марина, – я почему-то только сейчас поняла, что у него тоже есть модификации. Как-то это не бросалось в глаза».
– Следите за огнём, я пойду принесу что-нибудь покрупнее.
Он скрылся за деревьями, и Марина заняла его место. Лиза пристроилась рядом. «Сейчас будет пилить или рубить, – раздосадованно подумала Марина, – и всё, что я Лизке говорила, пойдёт насмарку». К её изумлению, отец вскоре вернулся с аккуратно напиленными полешками. Как он раздобыл их совершенно бесшумно – вот загадка.
Подложив поленья в костёр, он достал из кармана мятую пачку сигарет – на неё был налеплен зелёный ценник, – вынул одну, взял зубами. А потом протянул руку к костру, вытащил красный уголёк и прикурил от него. Сёстры не поверили своим глазам. Отец заметил это и удивлённо спросил, не выпуская сигареты:
– Чего это вы на меня уставились?
– Он же горячий! – воскликнула Лиза.
– Да ну, – он затянулся и выпустил струю дыма, – а я думал холодный.
– Ты не обжёгся?
– У меня, как и у вас, в правой руке почти не осталось своих тканей. Чему там обжигаться, железкам?
Лиза сообразила быстрее и запустила в костёр ладонь, набрав пригоршню углей.
– Ух ты!
– Не держи долго, – поучал её отец. – Нагреется металл – начнёт отдавать тепло телу.
– А на порезы болит, – задумчиво сказала Марина, разглядывая свою руку.
– Если ты сама полоснёшь себе руку – боли не будет, – пояснил отец.
Потом они сидели втроём вокруг пылающего костра. А кругом стеной стоял лес. И тишина. И темнота. Чем ярче пламя, тем гуще тьма вокруг. «Почему так?» – гадала Марина. Она посмотрела на отца. Костёр отбрасывал причудливые тени на его лицо. Немолодое уже и такое непривычное, только напоминающее лицо человека, которого она знала в детстве. Марина поёжилась и вдруг, от наплыва чувств, прижалась к отцовскому плечу. «Я не могу всё время быть сильной. Позволь мне от этого отдохнуть, пожалуйста». Не сразу, с десяток всполохов пламени спустя, он обнял её свободной рукой и… улыбнулся?
«Так славно, – думала Марина. – И так странно. Я же никогда толком его не знала.