новое завтра, пока мы снова не встретимся через два месяца. Сейчас я прощаюсь с тобой. Но, возможно, когда-нибудь…»
Легкий толчок прервал меня, и самолет взлетел. Его крылья подрагивали на ветру, а под ними расстилался мой родной город, город, в котором вдруг мне стало невыносимо жить. Здания и деревья отдалялись, напоминая игрушечный конструктор из моего детства, в который Тома заставляла меня с ней играть. Помню, мне нужна была определенная деталь, но я долго не мог ее отыскать: приходилось поочередно откладывать в сторону каждую. И мои детские руки находили ее. Терпение и внимание – все, что было нужно, и можно было продолжать игру.
Приковав себя страховочным ремнем, я ощущал пустоту – казалось, что детали, которые я ищу, не существует. И теперь мне нужно было найти ей какую-то замену, чтобы строить свою фигуру и дальше. Ни терпение, ни внимание, сколько ни прикладывай, не уменьшали страх – может быть, впервые придется оставить все незавершенным и самому остановиться.
Иногда говорят: если что-то уже случилось, зачем по этому поводу переживать? Вроде и простые слова, вроде и понятные, но как подчинить себе сердце, которое отчаянно не хочет слушаться? Я старался убедить себя в том, что впереди меня ждало два месяца новой жизни, в течение которых многое могло бы измениться, да и я мог бы стать другим – стать тем, кем гордилась бы Вера. Стать тем, кем гордился бы я сам. Однако упрямое сердце сопротивлялось и иногда так сильно, что я чувствовал неловкость: не мешает ли это сопротивление силам, поднимающим самолет? Не мешает ли это ищущим на табло номера своих рейсов путешественникам?
Об Израиле я мало, что знал. «Вряд ли мне понравится эта страна», – робко сказал я Томе. Меня туда не тянуло. Но по строгим указаниям Томы я выписал все места, которые мне нужно было посетить, выбрал кафе и бары со вкусной едой. Список был большим – хотелось растянуть время, чтобы все успеть. И все же мысленно я снова и снова переворачивал листы календаря вперед, к сентябрю, к его первым дням – когда я снова пересеку границу России, порог своего дома, а также пережитую потаенную боль.
– Пить будешь?
Я вздрогнул от влажного прикосновения к моей щеке и чуть не рухнул со скамейки.
Стоя передо мной, Тома ткнула в меня донышком бутылки воды.
– Спасибо, – ответил я, взяв бутылку из рук сестры и рукавом утерев щеку.
– Не хмурься, морщины будут, – сказала Тома и села рядом. Марс прошмыгнул между ног Томы и встал на задние лапы, просясь на руки.
– Долго тебя не было… Потерялась?
– Проверяла, назначены ли уже ворота для вылета.
– И как?
– Да, тут не далеко, но лучше не задерживаться: перед посадкой в самолет будут проверять сумки и ощупывать нас. Поля сказала, что попросят даже обувь снять.
Тома взяла на руки собаку и откинулась на железную спинку.
– А чего ты удивляешься? – спросила она меня, хотя я молчал. – Безопасность – превыше всего. Мы летим в страну, где тоже неспокойно. Там часто случаются