он велел нам снять ботинки и молиться, стоя по щиколотку в тине, чтобы «перекрыть мысли этих» (он показал на ряд дачных домиков, видневшихся на другом берегу). В домиках не горело ни одного окна – там жили нормальные люди, которые видели десятый сон в такую рань, в отличие от нас.
Я поднесла распечатку к самым глазам – иначе было не разглядеть. «Тихо, ровно, ровно, гладко, раз, два, три, четыре… Тихо, темно, никого, проехали мимо, четыре, три, два один…».
Постоянные повторы слов «тихо» и «темно», наводили на невольные мысли, что где-то должно стать «громко» и «светло», но я вовремя спохватилась и не стала этого додумывать. Похоже, какое-то яблоко в Саду держалось на честном слове, и мне не хотелось снова отвечать за то, что оно оторвется от ветки.
Все больше светало, и все больше холодало. Ледяной ил неприятно выдавливался между пальцев ног, вызывая в воде цепочки мелких пузырьков, по реке плыл голубоватый туман, и на той стороне с расстановкой куковала кукушка, будто отсчитывая кому-то век.
Я машинально проговаривала текст распечатки, но мысли мои давно оторвались от него и убрели в далекое детство.
Именно это время было у меня связано с множеством странностей и «примет». Про меня тогда говорили родителям: «Ой, какая она у вас чувствительная, вы ее в артистки отдайте: им как раз там много плакать надо». То-то бы эти люди удивились, узнав, что в последний раз я плакала больше двух лет назад…
А вот пресловутая чувствительность в детстве и юности основательно потрепала мне нервы. Лет с пяти ко мне стали приходить неожиданные мысли о будущих несчастьях. Причем я откуда-то знала, что долго задерживаться на них нельзя, иначе все самое страшное сбудется. И, чтобы этого не случилось, я начинала прыгать, петь или читать привязчивые стишки… Потом какой-то добрый врач прописал мне валерьянку, и нехороших мыслей стало гораздо меньше, а на те, что все же возникали, я старалась просто не обращать внимания. Это что же, я столько лет приучала себя к спокойствию и трезвомыслию, чтобы теперь снова верить в чушь, трястись и бояться подумать не то слово?!
Отвратительное место эта секта. Если бы не детдомовцы и Серый Брат, которых надо из нее вытащить, сбежала бы сегодня же, и плевать на задание. Все равно у Ратибора слишком мощная «крыша», чтобы его получилось легко привлечь. Да скорее молния с чистого неба ударит, чем этот жук получит хоть год условно…
Противная трель телефона пронеслась над рекой. После нее голос Дениса гаркнул сверху:
– Все, ребзя, закончили! Обратно давай!
Сектанты оживленно заподнимали головы к его ушастому силуэту, который рисовался на фоне рассвета.
– Ну что, получилось? Получилось, да? Отвели? – подпрыгивая от холода, спросила тощенькая сестра в огромном синем балахоне – ее имени я не помнила.
– Отвели, нормально, – неохотно буркнул Денис. – Давай в автобус.
Мою руку сжала холоднющая рука Кати.
– Видишь, Ирочка, как здорово? – хрипло спросила она и чихнула. – Мы только что целых трех человек