в такую работу. От него ничего нового не требовалось, драться худо-бедно он умел.
Как-то толпой, еще в деревне, он с двоюродным братом и старшими пацанами аж сына кузнеца ногами забили. Харитон, конечно, не бил, но вместе с другими младшими громко ругался на разбитого гиганта. Который был повержен аки дух земли в проповедях Единой Церкви. Здоровый был парень. Хорошо не раскрылось тогда преступление, честные все в деревне оказались. Никто не донес страже – не зря дети одной общины. Наказали тогда по заслугам зажравшегося сынка кузнеца, не будет их девок привлекать и медью перед глазами светить.
«Авось и сейчас с наказанием пронесет.» – эти мысли успокаивали Хвоста. Но что-то не давало покоя, с того случая смертоубийства в родных краях, начал Харитон церковь посещать усерднее, про грехи слушать и про праведные дела. В голове тут же всплыла вереница странных мыслей: – «Где тут та церковь? А те богоугодные дела кому помогли? Мать с отцом праведниками были, да в бедности умерли. Дед с сестрой теперь где? Нету уже ничего…»
И вот случилась у Харитона новая община, разбойничья. А болтают в ней некоторые похлеще святош монахов. Заслушаться историями можно, и песни их у костра за душу цепляли лучше любого псалма, например словами: «На путь кровавый по-грабительски правый. Марш, марш вперед» …
Что там дальше было? Харитон точно не помнил – про трон чей-то который надо мочой окропить… Кажись такое.
Впрочем, петь ни Клык, ни Сверчок, ни сам Харитон не умели. Чаще других слушали. Кого он слушал? Кто пел? В памяти всплывали расплывчатые фигуры у костра, ничего больше.
За две с половиной недели Хвост свыкся с судьбой, слушал команды, скручивал сопротивляющихся, держал руки кому надо и когда старшие требовали. Хвалили его в ватаге.
– Так к торгашам со служаками и положено относится честному человеку, – говорил ему купец Папа.
Сомнения настигли Харитона лишь в горной деревеньке. Пускай дикари и безбожники, но обычные люди. За что с ними так обошлись? Мужиков с детьми повырезали, а баб насильничали несколько дней. Выбрались оттуда недавно, засиделись в гостях. Он сам никого не насиловал. Кажется, еще не убивал, во всяком случае ему так казалось.
Как эта деревенская история приключилась? Узнал Папа что проезжает герцог какой-то по окрестным дорогам, решил от благородного спрятаться, затихариться. Умный он, знает своё место. Нашли они дальнюю деревеньку в горах. Баб вслед за мужиками убили, но побратимы разбойнички прежде с ними повеселились. Харитон только смотрел. Возбуждало его это, заводило. Чувствовал он себя человеком. Но самому подойти было страшно, неуверенность верх брала.
– Знаешь Хвост? Я пожиже тебя, —тихо сказал Клык. – Я лишь через полгода в общем веселье смог находиться. Человека первые месяцы вообще бить не мог. Ночью заснуть пытался и не выходило, чертовщина снилась. Крови боялся, а ты прямо вперед в схватку летишь, не робеешь.
– Это ты городской, в подмастерьях плотника работал. Я-то крестьянин, кровь видывал. Что петуху голову рубануть, что свинью зарезать. Могу и кишки какие