что? Быстро ко мне! Разбиться на тройки! Стреляет один, заряжают другие. Корней, ты стреляешь, и ты, Семён! Семён, ты на левом фоанге, Корней в центре, я – на правом! Всё, приступайте!
Солдаты бегом разошлись, присели, и принялись заряжать. Слева и справа от них в линии находились и другие стрелки, со всех полков их 27 дивизии, отходившей за батарею.
Их преследовали французские стрелки, шедшие по трое. Снова поле окрасилось белым пороховым дымом, но куда более редким. Эти облачка возникали здесь, словно это место было голубым небом. Но нет, не небо, а ружья отправляли к небесам этот дым, и тогда, тяжёлые свинцовые пули сделались подобными ударам молнии. К счастью, эта пальба пока не унесла жищней ни тех, ни других. Хотя пули гудели, словно потревоженные шмели.
Пустовалов снова вздохнул, и приложил к плечу приклад заряженного ружья. Не спеша взвёл курок, затем вздознул, и передал оружие Якову.
– Ты там говорил, что стрелок наиппервейший. Давай, ты стреляешь, мы заряжать станем.
– Не прогадаете вы со мной, Пателеймон Ильич, – просиял молодой солдат.
Он быстро встал, прицелился в группу французов. Грохнул выстрел, и один из неприятелей упал на землю.
– Отбежим немного… – скомандовал фельдфебель.
Французские пули запели над их головами. Яков получил ещё одно заряженное ружье, выстрелил, а затем пальнул из другого, не давая противникам опомнится. Пустовалов заметил, как один из оставшихся в живых французов, быстро побежал к своим. Тем временем Пантелеймон зарядил ружье стрелку, взамен получив пустое.
– Ох, и молодец ты Яшка, – похвалил его Семён, – так тебя и в лейб-егерский переведут, с таким-то умением.
– Ладно, хватит болтать, отходим понемногу, – приказал фельдфебель.
Прошли ещё шагов с сто, и опять нарвались на французов, началась перестрелка. Яков снова стрелял неплохо так, попал в шестерых. Но, фельдфебель приметил, что их, отставших, пытаются захватить.
– Вы здесь, Яков стреляет. Я сбоку к ним подберусь, – приказал или объяснил Пантелеймон.
Он быстро бежал, пригнулся в высокой траве, обошёл по кустам, и без выстрела, кинулся на шестерых. Пока то да сё, четверо лежали мёртвыми от ударов его штыка, один сбежал, а последний, запросил пардону, подняв руки вверх.
– Бегом! Shnell! – закричал Пантелеймон иноземцу.
И оба, так добрались к своим. Тут уж было до родного знамени поока и их роты, совсем недалеко. Впрочем, здесь было куда хуже. Французы пристрелялись, и ядра часто попадали в батальонную колонну, вырывая то одного солдата, а то и двух.
– Молодец, Пантелеймон Ильич! Действуешь, прямо, как офицер! – и командир роты хитро так посмотрел на фельдфебеля, – и огневой бой вёл знатно!
– Стрелял не я, а рядовой Яков Воинов, его и прошу отметить. И взят мною в плен рядовой 61 полка.
– Ну вот, а то говоришь, не я, да не я, – усмехнулся Федоров, – вот и прапорщик Ионин погиб.
– Да как же?
– Ядром убило. Так что остался офицером