номер. Могут быть клопы.
А за стеною льются разговоры —
О видах на зерно, о земстве, о соборах.
Дьяк, прасол и студент сомкнули лбы.
Чай принесли. Зовут сразиться в карты.
«Я не играю». «Виноват». «Ничуть».
Немного рома. С книжкой Энгельгардта
Общинных дел откроется мне суть.
А завтра б лошадей пораньше – и в дорогу.
Наверно, шлях размыт, да это не беда.
Задую свечку, помолюся Богу.
Покой и сон. Так было бы всегда!
Россия, спи, не скоро страшный год!
А может быть, еще и пронесёт…
ПОТЕРЯННЫЙ
На перекрестке человек
с глазами, полными печали.
Его как будто откачали,
или проспал он целый век.
Он города не узнает,
а здесь все годы пробежали.
И он в оцепененье ждет,
чтобы нашли его и взяли.
Вот женщина идет – она
могла ведь быть ему женою.
Да сколько ждать, пока жена
придет и заберет с собою!
И дети выросли теперь.
Куда все к черту подевались?
Они ведь дома оставались,
когда он уходил за дверь.
Напрасно руки он раскрыл —
все пробегают сквозь и мимо,
как будто он лишь струйка дыма,
как будто никогда не жил.
Он хочет крикнуть свое имя.
Не получается. Забыл.
ИЗГНАННИК
Над Староместом тяжких туч прибой.
Чрез дождь и мрак сияет Рождество.
Горит свеча над чаркой золотой.
Пришельцу ненавистно торжество.
Напрасно из Сибири он, упрямый,
Летел сюда. Другому отдана
Любимая со взором Остробрамы.
Душа его к кресту пригвождена.
Теперь весь мир изгнаннику чужой.
Что понапрасну тыкаться в нем слепо?
Столешницу горячей головой
Примяв на миг и выйдя из вертепа,
Сквозь пляски и костры понурым вором
Идет на Страшный суд горящего собора.
МЕТЕМПСИХОЗ
К жизни вызвана взываньями к Олимпу,
С пьедестала сходит Галатея.
Раб желанья, оборвав молитву,
Ищет дверь спиной, стены бледнее.
Когда живых от нас уводит смерть
К недвижности вещей и холоду безмолвья,
Страх сердце ест, но сколь ужасней зреть,
Как жилы камня наливались кровью!
Она влечёт на ложе, как на плаху,
Бесстыдной радостью её наполнен стон.
Что ж каменеешь, повелитель праха?
Насмешка в милости богов, Пигмалион!
НА КОНЦЕРТЕ
Еще робели голоса
Несыгранного оркестра,
А стало в зале душно, тесно,
И больно сделалось глазам.
Вставая, встряхивая пыль,
Валторны с трубами запели.
Надсадный звук их заглушил
Утробный вопль виолончели.
И вдруг из глубины,