роскошная темная грива на голове и густая шерсть на передних лапах, которыми животное что-то мастерило перед собой. Удивительно, но зверь этот носил одежду: кожаные ремни опоясывали все его могучее тело, а широкие кожаные штаны висели на подтяжках, немного оголяя шерстистый зад.
На зверя сел крупный гнус. Гнус этот немного поползал по волосатому предплечью, занес свой страшный хоботок для прокола, но лапища быстро прихлопнула кровососущую тварь. Зверь подтянул штаны, поднялся и накинул на плечи рюкзак, а поверх него – здоровенный металлический каркас с нанизанными на него стальными нитями. Будь этот зверь раза в три ниже, порождение и странник приняли б его за жестянщика, но этот громила был выше двух метров – на полторы-две головы он превосходил двухметровую высоту. Великан вдохнул полной грудью и обернулся. Встретился взглядом сначала с черным, потом с зеленым.
– То дерево повалил не я, – заговорил он и ткнул куда-то в чащу. – Я просто на него сел, чтоб перевести дыхание, и оказался чуть-чуть тяжеловат. Вот оно и треснуло. Или вы не лесные духи?
Нет. Так отвечали двое.
– Того травоядного тоже не я убил. Он был, конечно, вкусный, но я нашел его уже подгнившим. Или вы и не духи животных?
Нет. Так отвечали двое.
– Я правда не хотел давить того червя, то есть змею. Хотите спою?
И не дождавшись ответа, громила ловко переместил металлический каркас себе на живот и вдохновенно вдарил по натянутым струнам. Железный вопль разнесся по всему лесу. Не одна птица умерла со страху, не один грызун проделал новый туннель в своей норке, не одно насекомое откинулось мощным порывом ветра. А гигант зычным хриплым голосом запел. В своем славном гимне он воспевал нежный вкус диких зверей. Воспевал он сладкий запах мяса, когда оно жарится на открытом огне. Но главные строки звучали в самом конце. Там артист признавался в своей любви. И не абы к кому, а к целой мясной туше, которую нафаршировали другими тушами и приготовили на вертеле. Воистину, достойный объект любви!
Порождение прониклось сей славной балладой, и спросило у здоровяка, не он ли тот гимнопевец-жестянщик, что заделался паломником?
– Да, это я! – добродушно ответил здоровяк. – Так вы знакомы с моими братьями? Это повод затянуть еще одну песнь!
Но порождение перебило благородный музыкальный порыв и сказало, что его облик несколько отличается от прочих жестянщиков.
– Это все оттого, что я – подлинный гигант мысли, – без стеснения заявил великан. – А гиганта мысли должно быть много, иначе какой из меня гигант мысли? – После этого умозаключения он рассмеялся и продолжил: – Да шучу я. Нет, я гигант мысли, с этим спорить бесполезно. Хотя отец спорил… Сородичи считают меня гигантом мысли, лучшим гимнопевцем, своей гордостью и прочая. Мне лестно это слышать, но сам я так не считаю. Я просто пишу такие гимны, какие хочу написать. Я считаю, если гимну