Мишель плачет в супермаркете. Мишель Заунер

Xanax, заглавного сингла с ее нового альбома, который я включала во все свои выступления. Песня началась будто с тиканья часов, барабанные палочки стучали по краю малого барабана, пока она перечисляла свои тревоги и страхи. «Боюсь самолета, машины, виляющей на шоссе… обледенелых горных дорог, по которым нам приходится добираться до концертной площадки». Во время последнего удара по струнам она дернулась всем корпусом вперед, и участники группы, стоявшие как вкопанные на протяжении первых двух куплетов, заиграли в унисон припев.

      Пусть даже подпевала я песне, подробно описывающей нескончаемые трудности жизни в гастрольном туре, и играли они перед небольшой аудиторией в лучшем случае из тридцати человек в маленьком городке (вероятно, уже пожалев о том, что решили включить его в свои гастрольные планы), наблюдение за тем, как человек гастролирует по всей стране, исполняя песни, которые сам написал, явилось для меня откровением. Я делила с ней сцену, сидела в полуметре от нее в одной гримерке. Я мечтала о жизни артиста – и в тот момент мечта моя казалась вполне достижимой.

      После концерта Ник подвез меня домой на Nissan Maxima своих родителей. Он гордился мной, и мне было приятно, что человек, на которого я равнялась, увидел меня в новом свете.

      «Тебе действительно стоит записать альбом со всеми своими песнями, – сказал Ник. – Обратись в студию, где мы записывали Barrowites».

      На следующее утро мама отвела меня на обед в Seoul Cafe, ресторан рядом с университетом, принадлежащий корейской супружеской паре. Муж работал в зале, а жена готовила. Единственным недостатком было медленное обслуживание, муж терялся, если ему приходилось обслуживать более трех столиков одновременно. В качестве выхода из положения примерно на полпути между нашим домом и рестораном мама делала заказ по телефону.