и сказала:
– Меня зовут Алла.
– Андрей, – ответил я.
Мне понравилась широкая лестница, облитая белыми пятнами света, номер с высоким окном и множеством больших и маленьких светильников. Мне безоговорочно понравилась Алла. Её тонкие алые губы на бледном лице, распахнутые неподвижные глаза, их холодно-искристое свечение – всё это показалось давно знакомым и таким желанным. Все объекты моих влюбленностей, начиная с молодых воспитательниц в детском саду, у которых я обожал сидеть на коленях, имели такие же глаза и губы.
Когда я захлопнул за собой дверь номера, Алла внимательно посмотрела на меня и сказала с усмешкой:
– Ну, что же ты, малыш, решаешься пригласить меня к себе в номер, а сам краснеешь и немеешь. Или, может, я ошиблась и не нравлюсь тебе?
– Нет, не ошиблась. – Я посмотрел ей прямо в лицо. Томное, прелестное лицо. Немного бледное и ничего, кроме лёгкой усталости, не выражающее.
– Ты просто на удивление робок, – произнесла Алла и прижалась ко мне, укладывая поудобнее свое гибкое, упругое тело в мои терпеливые объятия.
Я вдыхал цитрусово-горький запах колких льняных волос. Её ладони нежно и настойчиво гладили мой затылок. Она не произнесла больше ни слова. Я не слышал больше её певуче вульгарного голоса, только вздохи, при помощи которых она то приближала, то отдаляла наши последние содрогания.
Проснувшись на следующее утро, я ощутил упоительную, звенящую радость, разлитую по всему телу. Алла бесшумно встала с кровати и босиком засеменила по паркету в ванную. Узкие лодыжки, тонкая талия, белые ягодицы, ровные лопатки, широкие, соразмерные плечи и бёдра.
Через шторы в комнату пробивался яркий солнечный лучик. Алла щелкнула замком розового чемодана (внесенного в номер, очевидно, до моего пробуждения) и принялась доставать и развешивать свою одежду в стенном шкафу. Сама она была только в белом пуловере и черных капроновых колготках. Алла, скорее всего, сознательно не спешила надеть юбку или брюки. Я принял это за знак простодушного дружелюбия. И непроизвольно снова провалился в сон, словно пытаясь зачерпнуть последнюю его сладость, оставшуюся на самом донышке.
Инструкцию об использовании багажной камеры на вокзале я прочел, присев на корточки, сначала на английском, потом на французском и, наконец, на немецком языке. Четвертый язык был, по видимости, голландским. Мое лицо вдруг вспыхнуло от сомнения, правильно ли я понял инструкцию. Невдалеке послышался стук женских каблуков. Я увидел круглые колени светловолосой красавицы в костюме стюардессы. В ответ на мой смятенный взгляд ее строгое лицо озарила улыбка. Благосклонность и доброжелательность – именно к этим утонченным проявлениям человеческого духа я был особенно чувствителен с раннего детства. Женщина подтвердила правильность моих манипуляций с багажной ячейкой. Я осторожно прикрыл толстую дверцу до мягкого электронного щелчка. Это было мое самое осмысленное действие за последние два дня.
Мы с Аллой опоздали на завтрак. Как раз в тот момент, когда мы вышли