на меня укоризненный взгляд и сказал:
– Сейчас не время…
– Так точно, – согласился я, – сейчас не время. Нам бы на потом. После всего этого…
– Лекарства "на потом" не поступили. И вообще – заглядывать в будущее не надо.
– А что надо?
– Жить!
Я вдохнул в себя воздух –
горячий,
влажный,
гнетущий,
зловонный.
Отдав батальонному фельдшеру честь, я подумал: "До чего же жить просто…"
Ночью прилетали бомбардировщики, и небо под огненными вспышками стало дробиться. Внизу дребезжало, лязгало, гремело. Изрядно пошумев, самолёты оставили за собой пространство, покрытое зеленовато-серым дымом, зеленовато-серым бредом, зеленовато-серым наказанием и отправились на свои базы для дозаправки.
Возвратилась тишина —
податливая,
смиренная,
уютная.
Искушало желание потрогать тишину, досаждала мысль: "Почему Бог, обычно во всём и повсюду присутствующий, теперь себя не обнаруживает".
Отец говорил: "Невмешательство – это тоже вмешательство…"
Моя жизнь…
"Чем она станет утром?"
"Во что превратится?"
Я поглядывал на небо. "Отзовись, Господи!"
Тишина –
глухая,
хрупкая.
"Прекратится или во что-то превратится" – вот в чём вопрос?
Тишина –
безразличная,
вялая.
"Господи, – спрашивал я, – ты меня слышишь?"
Ни звука. "Насинг!"
Устало мерцали напуганные звёзды.
Загадкой замерла Газа.
– Сержант, – заговорил Гилад, – там гибнут дети, да?
– Бывает, что и дети…Война… – я посмотрел на полевую рацию – в любую минуту мог поступить приказ: "Со Злом пора покончить …"
Мы ждали.
Клонило ко сну.
"Хорошо живётся кошкам, – думал я. – Говорят, на сон у них уходит большая часть жизни"
Встряхнув головой, отжавшись двадцать раз на руках, глотнув воду из фляги, выдохнув из себя "Dum spiro spero"[7], я мысленно переносился в Древнюю Грецию, где царь Эдип, вызвав к себе во дворец Креонта, выпрашивал совет: "Как истребить? И в чём зараза эта?" "Изгнанием, – отвечал Креонт, – иль кровью кровь смывая"[8]
Спать хотелось упорнее, чем жить.
– Вздремни, сержант, – сказал ефрейтор Фима. – Я присмотрю…
Я признательно склонил голову:
– Разве что на чуток…
В меня проник сон –
куда-то отлучился царь Эдип,
в небе нарисовались знаки-символы,
на пустырь въехал танк, из открытого люка которого донеслось: "Не сотвори себе кумира!.."
А потом я увидел печальное лицо Лии.
– Неподалёку от Иерусалима упали две ракеты… – сказала Лия.
Я стиснул губы.
– Мне страшно…
Мои губы разжались.
– Лия, потерпи. Когда я вернусь, то возьму напрокат лодку, и мы с тобой заплывём далеко в море.
– Туда, где большие акулы?
Я угрожающе