было слез, ее голос дрожал. – В конечном итоге ты в этом виноват, – процедила она. – Поверь, он узнает, у него очень близкие связи с ментами…
Я попытался действовать без всяких техник и объясниться с полицейским словами. Эффект вышел отрицательный. Сотрудник стал угрожать, что задержит нас на сутки за неподчинение властям.
– Срочно. Умоляю, – шептала мне Вера, точно из хитрости желая привязать меня к Школе, поставить перед необходимостью выбора школьной тактики. А ведь и она сама владела тройкой! – Это вопрос моей судьбы. Давай.
И я сделал известный энергетический кикдаун (ввиду неэтичности приема, оставлю его без описания). Как по волшебству (поверьте, это не волшебное, а остросоциальное), полицейский заглянул в «бардачок» патрульного автомобиля, вытащил бланк и ручку, затем вторую и третью. Все они не писали, сколько он ни дышал на стержни. «Эх, хрен с вами! Но чтоб больше ни-ни!» – погрозил он нам и напоследок отпустил какую-то скабрезность.
Вера ликовала.
– Видишь, видишь! – восклицала она. – Все работает! Давай это отпразднуем!
– Верочка, да послушай, я не говорил, что не работает. Я говорил, что работает только тогда, когда либо не затрагивает интересы Школы, либо им служит. Работает с оговорками, написанными мелким шрифтом под звездочками.
– Работает! – повторяла она с воодушевлением. – И скажи мне, разве Вселенная знает, что такое этика? Посмотри на звезды! Спроси их об этике! Спроси же! – смеялась она, пребывая на эмоциональном подъеме.
– Не вижу звезды. Вижу только туман, – отвечал я, не зная, как дальше действовать.
– Хорошо, тогда дождемся звезд, и ты у них спросишь. И они ответят: «Пофиг». Поверь! – убежденно говорила она, то запрыгивая на бордюр, то спрыгивая с него.
– Допустим, ты говоришь верно. Им все равно. Но при чем здесь звезды? Этика является достижением сознания человека, а не звезд. Во всех религиях есть понятия возмездия и греха.
– В Школе это зовут кармой. – Вера шла, держась за руку.
– Да, и в Школе проводят «терапию кармы». А что это? Ты не задумывалась?
– Боже! Какой ты нудьга! Еще два слова, и я умру от скуки.
– Нет, не нудьга и не морализатор, Вера. В Средние века покупали индульгенцию, в наше время платят за терапию кармы. Финансовый откуп от греха был и будет. В некотором смысле, это даже правильно. Меня волнует другое. И волнует очень.
– Что? – спросила она со вздохом.
– То, что люди в Школе лишены главного – свободы.
– Но они и так ее лишены. Что в Школе, что без нее, – отозвалась она.
– Да, но эгрегоры программируют людей по природе своей, без умысла. А Школа программирует своих учеников целенаправленно. Как ты этого не замечаешь?
– Оставим, – устало заключила Вера, и к этой беседе мы не возвращались ни в тот день, ни на следующий.
Когда мы дошли до особняка Лаваля и сели на ступенях между двух львов с обезьяньими мордами, я ее спросил, какая у нее цель.
– Тебе она не понравится, – с железной нотой