знаю, что документально подтвержденной принадлежности этой наколки к какой-либо банде или организации нет – несмотря на всю мою уверенность в том, что она все-таки есть.
Перехожу к нашей первой жертве, белой женщине, тоже чуть старше тридцати. Тоже убитой пулей между глаз, а одежда ее отсутствовала, когда мы ее нашли. Но на теле у нее нет никаких татуировок, и ее карьера инвестиционного банкира уж точно не кричит о бандитизме. Может, культовое убийство? Да… Нет… Возвращаюсь к более обоснованному «может быть». Перейдя к следующему делу, теперь смотрю на жертву из Нью-Йорка, белого мужчину лет сорока, без каких-либо сведений о его карьере. Конечно же, тело было раздето догола, как и в наших местных случаях, а причина смерти – пуля между глаз. Кроме способа совершения убийств, у этих людей нет ничего общего, что, на мой взгляд, лишь подтверждает интуитивный вывод, что это не жертвы серийного убийцы. Они из списка на устранение. Я знаю это. Я просто чувствую это.
Рядом со мной появляется заказанный стакан, и я поднимаю взгляд, чтобы наткнуться им на стюардессу – Техас, как я решила теперь ее называть, – которая стоит рядом со мной и вещает о чем-то приторно-сладким голоском. Я и вправду терпеть не могу приторно-сладкое. Это напоминает мне про Хэмптон. Киваю, понятия не имея, с чем соглашаюсь, а затем одним махом опрокидываю свой стакан. И, слава всевышнему, в ответ она уходит.
Уверенная – возможно, вне всякой логики, – что всех этих жертв связывает татуировка, просматриваю фотографии убитого из Нью-Йорка, выискивая на них ту наколку, которую так и не нахожу. Либо нью-йоркские облажались и не задокументировали эту татуировку, либо по тому же раздолбайству не снабдили меня всеми снимками, либо же этой татуировки попросту не было. Из этого делаю вывод, что либо способ убийства совпадает совершенно случайно, либо никакое это не совпадение. Морщусь. «Просто замечательно…» Спасибо водке, мозг у меня теперь быстр, как молния. Мы с Техас, наверное, даже сможем теперь общаться на равных, что не очень-то радует.
Засунув документы обратно в папку, закрываю ее и запихиваю между сиденьями, откидываю голову на подголовник и опускаю ресницы, поскольку мне хочется сейчас оказаться на пробежке, а именно там мне лучше всего думается. «Стиль казни» вовсе не означает наемного убийцу, но все инстинкты и вся моя профессиональная подготовка говорят мне, что это так. Все это вполне может оказаться заказухой, и некоторые из жертв – или, может, только одна – просто случайно оказались членами той банды или группировки, которую представляет наколка. Мои мысли возвращаются к татуировке на теле этим утром, и тут я опять мгновенно оказываюсь на том пляже, вновь под тем мужчиной. Выбрасываю это мерзкое воспоминание из головы и делаю то, что, как я давно выяснила, спасает меня от самой себя: заставляю себя мысленно вернуться на свое первое действительно страшное место преступления, ужасы которого делают его куда более живым и ярким, чем любое воспоминание о месте преступления до него, – и вдруг отлетаю на два года в прошлое…
Машины «скорой помощи» и полиции говорят мне, что к месту преступления