старцев.
Часто эти разговоры заканчивались далеко за полночь, а это означало, что утром мне неминуемо предстояла борьба с искушением позволить себе проспать как минимум полунощницу. Всеми силами я старался не просыпать службы, и, кажется, мне это удавалось, ведь по моему отношению к церковной службе составлялось мнение у монастырского духовенства, сестёр и у самой игумении о степени моей подготовленности или, если хотите, годности к рукоположению.
С послушницей Марией – старшей гостиничной сестрой – мы стали видеться по нескольку раз в день, по крайней мере за гостиничной трапезой. Относилась она ко мне, как к будущему священнослужителю, а поскольку последних она уважала, то и мне «с их стола» перепадали приличного размера крохи уважения, что выражалось порой в доверительных рассказах сестры Марии. Подробно она ничего не рассказывала мне о своей жизни до монастыря, но однажды, как бы случайно, обронила, что с юности мечтала о монашеской жизни. Родилась она в деревне на тамбовщине. Мать умерла у неё рано. Отец и слушать не хотел, когда дочь собралась в монастырь, и чтобы удержать её от этого шага, он даже купил ей небольшой дом в том селе неподалёку от церкви, куда Мария ходила пешком из своей деревни, чтобы участвовать в богослужении и исполнять разного рода работу при храме. Вдруг, однажды, как бы ни с того ни с сего ночью случился в её доме пожар, и дом сгорел дотла. «Спасаясь от огня, – рассказывала сестра Мария, – выбежала я из дома и говорю себе: „Бог дал, Бог и взял“, и так легко мне стало. Теперь ничто меня уже не держало в миру», – подытожила свой короткий рассказ сестра Мария. Я слушал её с нескрываемым удивлением и всё больше проникался к ней уважением. Много позже от её племянницы я узнал некоторые подробности о её молодых годах. Мария была девушкой с приятной внешностью, и парни на неё заглядывались, но Марию больше привлекали набожные старушки, чем молодые крепкие деревенские парни. Особенно она дорожила общением с одной пожилой, потерявшей зрение монахиней, о которой шла молва как о человеке, имеющем дар непрестанной молитвы. Был в деревне один парень, который сватался к Марии и, уходя в армию, надеялся, что она будет его ждать. Только Марию больше привлекала забота о больных да увечных. Однажды мать этого парня не выдержала и написала ему в армию, что его Маша собирает всех инвалидов, сажает их на санки и возит в церковь и ни о каком замужестве не думает, а собирается в монастырь.
Как я уже отметил для себя в первый свой приезд, сестра Мария была человеком вспыльчивым. Сама она прекрасно знала об этой своей слабости и как-то, в очередной раз вспылив по незначительному поводу, она, как бы извиняясь, рассказала мне историю из какого-то древнего патерика: «Был у одного старца послушник, сильно страдавший вспыльчивостью. Бывало, послушник вспылит, наговорит старцу лишнего, а потом придёт в себя и прячется от стыда, не смея показаться старцу на глаза. А старец найдёт его и скажет: „Бог простил тебя, довольно прятаться, возвращайся“».
Годом позже, когда я уже был диаконом, приехал