подкатывал самую большую луковицу и угадывал сбросить прямо на голову соне. Брат хватал упавшую луковицу и запускал ею в кота, но где там, кот молнией летел по полкам к печи и за кожухом[10] или кухонной утварью куда-нибудь прятался, но ненадолго. Если подъёма не происходило, всё повторялось. Каждое наше утро.
Звали кота Матросом, в честь прозвища семейства, откуда он был взят, а частично – за собственную его полосатую шкурку.
Идём с мамой по грибы в ближайший лес. Она не молчит, а рассказывает про старинные обычаи и случаи разные. Одеты мы неброско, обе в резиновых сапогах, я – в брючках, мама – в тёмной юбке, у меня на кофту надета тонкая куртка, а у мамы поверх кофты – коричневый болоньевый плащ. Вообще-то про мамин плащ можно многое порассказать – прожил он долгую жизнь и пригождался в разных жизненных ситуациях, например, при стрижке детей перед баней. Как в настоящей парикмахерской, мы прикрывались им, словно пелериной, от сыплющихся из-под ножниц волос.
Ну, вот и лес. Зорко вглядываемся в обочины наезженной дороги: вдруг грибок маленький возникнет. Сама дорога втоптана ниже травяного покрова, кое-где видны оголённые корни деревьев. Рыжики любят прятаться в траве. Да ещё маскироваться – синие стоят во мху, и не догадаешься, а срежешь, перевернёшь, глянешь – ядрёный рыжик! Повезло. Вдоль дороги пошёл непролазный ивняк, но мать не проведёшь…
– Галя, загляни-ко в кусток, нет ли там ещё гриба?
Я, отводя ветки, кое-как продираюсь в чапыжник. А там стайками краснеют волнушки. Кричу задорно:
– Есть, есть грибы!
Вот только доставать их сложно. Ивняк так густо переплёлся, что даже моё худенькое тело не пролезает в середину куста. Но мне пятнадцать лет, и я настойчиво лезу и ломаю хрупкие розовые ножки.
– Галя, а другого гриба не нашла?
Я всматриваюсь сквозь плотную стену ивовых стволиков и замечаю в стороне красную голову подосиновика. Выбираюсь из ивняка, обхожу и вновь лезу в куст, к красному грибу. С головы прутьями срывает платок, корзина не проходит в чащу, приходится её оставить. По низу, почти по корням, пробираюсь к манившему грибу и вижу: большой стоит не один, к нему с другой стороны прилепились два других, а левее, в самом непролазном месте, ещё несколько ядрёных подосиновиков, вперемешку с островками волнушек.
– Ой, мама! Мне и складывать не во что, я ведь без корзины.
– А подавай, Галя, через куст мне.
Через час вышли на свободное от ивняка место. Стеной стоял красивый березняк, с пестреющей средь зелени золотистой листвой, а дальше – могучий, с белым мхом, бор. Дорога была широка и светла, в этом месте она разделялась на несколько заросших травой дорожек.
– Давай, Галя, отдохнём. Смотри, как красиво. Август угасает, а бабочка, такая большая, рядом… Посидим тут.
День, словно по заказу, выдался тихий и солнечный. Мы сидели на кромке леса, у проезжей дороги, редкие звуки доносились отдалённо,