пашет потихоньку? Да и Галина старается, никто боле с этим конём не совладает!
Гале помогли встать, слёзы текли по её щекам, на плече – ссадина с кровоподтёком.
– Ну, как ты? Можешь идти? Поди-ко домой. Пусть сам пашет. Ишь, выдумали на ребёнке, на девчушке пахать! – слышались разговоры сердобольных старушек.
– Да и впрямь! У нерадивого хозяина всё не так: и конь плох, и работники – то стары, то малы, – раздался зычный голос с другого конца огорода.
– Гаврил пришёл, Гаврил пришёл, – послышались голоса.
– Беспокоится за коня или за Галинку, али так проходил, видит, что не клеится пахота-то, – переговаривались меж собой бабы.
Гаврил подошёл к шмыгающей носом Галине.
– Ну, что? Витня-то ещё не получила? Не реви, не последний огород пашешь, хороший коневод из тебя выйдет. И вообще ты молодец! Да и Воронко – молодец, – перешёл к коню Гаврил, оглаживая морду коня, его шею, осматривая сбрую. Конь потянулся к нему, потёрся головой о руку, о плечо. – Да, Воронко – замечательный, сильный, умный конь, а кто же за ум витнём наказывает? Неправильно это. Надо хвалить, вот, хлебушка дать с сольцой.
Разнуздал Воронка Гаврил и дал ему ломоть хлеба, видимо, заранее приготовил угощение коню, беспокоился всё утро, как походит строптивый конь в неумелых руках раздражительного хозяина. Галина подошла к Гаврилу Николаевичу, как бы под защиту:
– Он, Воронко-то, не нарочно… Он хочет, а дядя Вася не даёт. Замотал вожжи на ручки плуга, и Воронку идти некуда, вожжи его назад тянут… Я уговорю, конь пойдёт, а дядя Вася надёргивает то влево, то вправо, вот и не можем.
– Ну-к, Галина, ставь Воронушку в борозду. Так, пошли, милые! Давай, с Богом… Бороздой! – взявшись за плуг, скомандовал Гаврил.
Потянул конь, напрягся, раздул от тяжести ноздри, выгнул шею дугой. Земля из-под плуга полилась блестящим пластом, словно чёрная атласная лента. Народ зашевелился: кто по борозде идёт с полными вёдрами картошки, кто накладывает из больших коробов в пустеющие вёдра. Те, кто занят посадкой, через каждый шаг наклоняются и суют картошину в мягкую землю так, чтобы не попала под ноги коню, когда он вновь этой бороздой пойдёт, заваливая новым земляным пластом посаженную ровными рядами картошку. Иные помощники подносили золу и сыпали поверх посаженной картошки.
Воронко, тяжело дыша, усердно пахал. Галина всё ходила рядом с конём, помогая ему понять команды пахаря.
– Ну, вот, а вы говорите, конь не сноровистый, – проговорил Гаврил, выезжая со вспаханного участка на луговину. – Пахать надо умеючи, не задёргивать коня и самому быть спокойным, уверенным в своём мастерстве. Вот сейчас надо коню отдохнуть минут тридцать, потом дать овса или хлеба, одним словом, подкормить – и вновь в борозду. Василий, ты сейчас попробуешь при мне пахать.
Отдохнувшего коня вновь поставили в борозду, и теперь уже Василий Афанасьевич, по научению Гаврила, пахал свою землю строптивым Воронком.
Вечером, после посадки у Пешковых, измученная Галинка спала крепким детским