там же, в госпитале. Он меня допрашивал в день эвакуации. Больше я его не видел.
Дремов тут же добавил:
– Я тоже его больше не встречал.
Особист закинул ногу на ногу:
– А теперь давайте про свои подвиги. А то я уже наслушался такого, что и поверить трудно. Начнем с вас, лейтенант Герасимов. Прошу!
Мне еще трудно было долго говорить. Поэтому я часто останавливался, и мой рассказ занял довольно много времени. Раненые уже заглядывали в палату. Особист несколько раз прерывал меня, кое-что переспрашивая и уточняя, а потом сказал:
– Ну все, не буду вас больше мучить. А то народ уже волнуется. С вами, старший лейтенант Дремов, завтра поговорим. Выздоравливайте, до свидания!
Он пожал нам руки и вышел. Раненые начали возвращаться, заинтересованно поглядывая на нас, но пока ничего не спрашивали. А Дремов повернулся ко мне:
– Что ты обо всем этом думаешь, товарищ лейтенант?
– Я думаю то же самое, что и ты, товарищ старший лейтенант.
Дремов хмыкнул:
– А что думаю я?
– А ты думаешь, что особист Ломоносов неплохой человек, наверное.
Володька усмехнулся:
– Да, будем надеяться, что это так. Допрашивал сразу обоих, значит, особых претензий к нам у них нет. Вот завтра придет ко мне, а потом, может быть, и совсем отстанут.
– Ладно, загадывать не будем. Что вырастет, то вырастет.
Неожиданно пожилой раненый, который приструнил вчера Дремова, обратился к нам, но почему-то вполголоса:
– Не тешьте себя надеждами, юноши. Эти деятели просто так не отступаются. Но я буду рад, если ошибаюсь.
Дремов внимательно посмотрел на него:
– Мне кажется, что вы ошибаетесь.
Раненый открыто улыбнулся:
– Это же хорошо! Давайте знакомиться, товарищи командиры. Подполковник Давыдов Илья Ильич, начальник штаба стрелкового полка.
Мы тоже по очереди представились, а Дремов еще и добавил:
– Надо же, везет нам сегодня на знаменитые фамилии.
Подполковник лишь усмехнулся:
– Знаете что! Давайте здесь обращаться друг к другу без всяких чинов и званий, мы здесь все одинаковые. Как вам такой расклад, а?
Я ответил ему в тон:
– Так точно, Илья Ильич.
Краем глаза я заметил, что меня внимательно рассматривает лежащий у противоположной стены раненый, но особого внимания на это не обратил. А Давыдов продолжал:
– Сделаем так. Скоро обед, после него отдохнем, и вы расскажите про свои похождения. Если захотите, конечно. Здесь никто не приказывает, кроме начальника госпиталя.
После обеда и часового отдыха мы собрались рассказывать о своих делах, в который уже раз. Но здесь, в этом госпитале, это было уже традицией, и происходило с нашего согласия. Раненые собрались поближе, и Дремов приступил к повествованию. Его выслушали молча, не перебивая. Пришла моя очередь, и когда я начал говорить о прорыве через линию фронта, то раненый, который раньше наблюдал за мной, вдруг не выдержал и перебил меня:
– А вот это неправда!