больше не было, но Илья распахнул окно и вдохнул свежий морозный воздух. А, собственно, чего можно ожидать от бабы Яги? Вдали слышался топот ног, и раздавалась походная залихватская песня:
– Сквозь годы сияло нам солнце свободы,
Нас Йог курелапый в дорогу послал.
Сквозь топи похмелий построил он броды,
И грамотой он мужиков подковал!
Союз нерушимый берградцев со Змием
Сплотил у моста дедка Йог удалой.
Скрепили винищем на зависть плебеям
Единый, могучий союз молодой!
«Постой! – осенило Илью. – Как же до меня сразу не дошло? Не настоящий это мир, а пародия какая-то. И герои здесь, и песни взяты напрокат из какого-нибудь „Кривого зеркала“. Так не бывает, не должно быть. Это либо затянувшийся кошмарный сон, либо белая горячка. И третьего не дано. Откуда богатыри и драконы могут знать старый гимн, чтобы так извратить его? Нет, как ни верти, а не сходится здесь все, не стыкуется. Даже в долбанной фэнтези, в которой три тома подряд эльф, гном, человек и какой-нибудь хоббит или хафлинг идут за к Самоцветным горам, в которых золота нет, даже там есть какое-то правдоподобие. Вымышленные обряды, имена, традиции – там хотя бы не смешивают все в одну кучу. А в этом Чернолесье собрались алкаши и играют спектакль под названием „Мы не совки, совки не мы“! Все, пора просыпаться»…
Илья помотал головой, но ничего не менялось. Йог уже пять минут стоял и любовался горами. А посмотреть было на что.
Над вулканом курился дымок. Пики соседних скал, сияли белизной снежных вершин. Илья все глядел в распахнутое окно и никак не мог понять, как это мирно уживаются глыбы льда и струи жидкого огня, плещущего из жерла вулкана, танцующего между дочерна обгоревшими валунами. Пламя пробило себе меж горных хребтов довольно широкое русло. Да, Огненная река по праву носила свое название.
Берградские богатыри, запрокинув головы, тоже любовались этим необычным капризом природы. Спешившись и отхлебывая из фляжек доброе приостеринское вино, в мыслях они уже были там, по ту сторону пламени, где, как предполагалось, томилась в драконьем плену Василиса Прекрасная.
Яга подошла к окну, потрепала ставни, и насмешливо сказала:
– А что: есть еще порох в пороховницах? А не приударить ли тебе, старый, за Марой?
– Даже и думать не смей!!! – рассердилась избушка, гневно пыхнув трубой. Я из одного бабьего плена ускользнул вовсе не для того, чтобы на старости еще и Мару соблазнять! Да она же худосочная – смотреть не на что! Хорошенькой да миленькой язык назвать не повернется. И повадки у нее мужицкие, и походка как у кузнеца. Да и потом, она же чокнутая! Ей, может быть, мой теперешний вид больше понравится, нежели, если все тридцать три красавца из Темной бухты примутся бегать вокруг, в чем мать родила, вместе со своим Черн-Умором.
– С Черномором. – терпеливо поправила Яга. – Да ты его-то не трожь. Он, хоть и щупленький, а вон